Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Твой отец был из тех пьяниц, что исчезают по выходным и оказываются за решеткой. Из тех, кому завязывать с алкоголем надо раз и навсегда. Чтоб ни капли в рот. Так что это зло подбиралось и к тебе. Потребность, которая не отступит. Яма глубиной в несколько лет – ты должен был вырыть ее, заползти в нее и бороться, чтобы выбраться. Твои родители, возможно, прожгли в тебе бездонную дыру Бога. Дыру, которую ничем не заполнить.
Когда тебе перевалило за двадцать, ты начал выпивать каждый вечер. Тому было много причин. Но ты выпивал, не задумываясь. Большинство зависимостей непреднамеренные. У тебя наладился сон. Алкоголь приятно расслаблял. Но, если и была какая-то реальная причина пьянства, первая, что пришла бы тебе на ум, – это твоя кожа. Сколько ты себя помнишь, у тебя всегда были проблемы с кожей. Отец обычно натирал твою сыпь соусом из пейота. На какое-то время это помогало. Но потом отца не стало. Врачи склонялись к тому, что это экзема. Они хотели, чтобы ты подсел на стероидные мази. Расчесывание доводило тебя до истерики, а кожу – до кровавых ссадин. Ты просыпался с кровью под ногтями, острыми укусами там, где рана расползалась, а расползалась она по всему телу, и кровь впитывалась в простыни, и тебе казалось, что ты видел сон, одинаково важный и разрушительный, только никак не мог его вспомнить. Но это был не сон. Это была открытая, живая рана, и она постоянно зудела на твоем теле. Пятна и круги, поля красные и розовые, иногда желтые, бугристые, гнойные, сочащиеся, противные – вот твоя поверхность.
Если ты выпивал достаточно, тогда не чесался по ночам. Ты мог усыпить свое тело алкоголем. Ты нашел свой путь к бутылке. Узнал свои пределы. Потерял их след. По ходу дела ты выяснил, какое количество алкоголя вызовет – на следующий день – определенное состояние ума, которое со временем ты втайне стал называть просто Состоянием. Оно стало территорией, куда ты мог добраться, где все было на своих местах, и ты был на своем месте, чувствовал свою принадлежность – как говаривал твой отец: «Понял, наконец, что к чему?»
Но каждая бутылка, купленная тобой, становилась лекарством или ядом, в зависимости от того, удавалось ли тебе растянуть ее хотя бы на пару-тройку вечеров. Метод явно не годился. Предложить алкоголику выпить достаточно, но не слишком много – это все равно что просить христианина не произносить имени Иисуса. И тогда игра на барабанах и пение в классах открыли для тебя нечто другое. Возможность пробраться на заветную территорию без помощи алкоголя, выждать и посмотреть на следующий день, восстанет ли из пепла Состояние.
Твое Состояние навеяно тем, что ты прочитал о Джеймсе Хэмптоне спустя годы после поездки в Вашингтон. Джеймс присвоил себе титул: Директор спецпроектов Вечности. Но Джеймс – христианин. А ты – нет. Тем не менее он был достаточно сумасшедшим, чтобы ты мог его понять. Вот что имело смысл: Джеймс четырнадцать лет возводил масштабное произведение искусства из хлама, собранного им поблизости от гаража, который он арендовал в миле от Белого дома. Произведение называлось «Трон Третьего Неба Генеральной Ассамблеи тысячелетия наций». Джеймс соорудил престол для второго пришествия Иисуса. Что восхищает тебя в Джеймсе Хэмптоне, так это его почти отчаянная преданность Богу. Ожидание прихода своего Бога. Он соорудил золотой трон из мусора. Ты мастерил свой трон из мгновений, из переживаний в Состоянии после чрезмерного пьянства, из недопитого алкоголя, сохраненного на ночь, из сновидений, пропитанных луной алкогольных паров, которые ты выдыхал, облекая в форму престола, где мог бы восседать. В Состоянии ты отключался ровно настолько, чтобы не мешать созданию собственного шедевра. Проблема произрастала из потребности выпивать.
Вечером накануне твоего увольнения занятия по игре на барабанах отменили. Был конец декабря. Приближение Нового года. Этот вид пьянства не предполагал достижения Состояния. Он был беспечным, бессмысленным – рискованным в плане последствий для такого выпивохи, как ты. Беда в том, что ты все равно сорвешься, как бы ни старался себя контролировать. К концу вечера ты «уговорил» полулитровую бутылку Jim Beam. Пол-литра – это очень много, если только ты не готовил себя к этому упорными тренировками. Нужно годами пить по стольку в одиночку, в редкие вечера по вторникам, чтобы достичь таких вершин. Это отнимает у тебя много сил и здоровья. Твоя печень. Орган, который больше других заботится о твоей жизни, очищая тело от того ядовитого дерьма, каким ты его пичкаешь.
На следующий день ты пришел на работу бодрячком. Правда, немного кружилась голова, еще хмельная, но работа шла своим чередом. Ты зашел в конференц-зал. Там заседал оргкомитет по подготовке пау-вау. Ты съел то, что они называли энчиладой[75], когда тебе предложили. За завтраком познакомился с новым членом комитета. Потом твой начальник, Джим, вызвал тебя в свой кабинет по рации, которую ты носил на поясе.
Когда ты вошел в кабинет, Джим разговаривал по телефону. Он прикрыл трубку рукой.
– Там летучая мышь, – сказал он и указал на коридор. – Убери ее отсюда. Мы не можем допустить, чтобы здесь обитали летучие мыши. У нас тут медицинское учреждение, – произнес он таким тоном, будто это ты принес летучую мышь.
Выйдя в коридор, ты огляделся вокруг. И увидел эту тварь на потолке в углу рядом с конференц-залом в конце коридора. Ты сходил за мешком для мусора и шваброй. Осторожно ступая, медленно направился к летучей мыши, но, когда подобрался поближе, она влетела в конференц-зал. Все заседавшие там, оргкомитет в полном составе, вертели головами, наблюдая, как ты гоняешься за мышью.
Когда ты вернулся в коридор, летучая мышь кружила возле тебя. Она оказалась у тебя за спиной, а в следующее мгновение уже вонзила зубы или когти прямо в шею. Ты испугался, потянулся назад и ухватил мышь за крыло, но, вместо того чтобы сделать то, что следовало сделать – бросить ее в мусорный мешок, – ты свел руки вместе и, вложив в них всю свою силу, все, что было в тебе, сжал тельце, буквально раздавил летучую мышь. Месиво из крови, тонких костей и зубов осталось у тебя в руках. Ты бросил его на пол. Хотел поскорее все убрать. Вымыть пол дочиста. Драить его целый день. Но нет.