Проблема психического здоровья и невроза неразрывно связана с проблемами этики. Можно сказать, что каждый невроз представляет собой моральную проблему. Неудача в достижении зрелости и целостности личности есть с точки зрения гуманистической этики моральная неудача. В более строгом смысле многие неврозы являются выражением моральных проблем, и симптомы невроза проистекают из неразрешенных моральных конфликтов. Например, человек может страдать от приступов головокружения, не имеющего органической причины. Описывая симптомы психоаналитику, он между прочим упоминает, что ему приходится справляться с определенными трудностями в работе. Он – преуспевающий преподаватель, которому приходится высказывать взгляды, противоречащие его собственным убеждениям. Пациент, однако, полагает, что разрешил свою проблему, – с одной стороны, добился успеха, с другой – сохранил свою моральную целостность; он «доказывает» себе справедливость этого представления при помощи множества сложных рационализаций. Человека раздражает предположение аналитика о том, что симптомы могут иметь отношение к его моральной проблеме. Тем не менее дальнейший анализ показывает, что представления пациента были неверны: приступы головокружения были реакцией лучшей части его Я, его в основе своей моральной личности на образ жизни, вынуждающий его нарушать свою целостность и подавлять свою непосредственность.

Даже если индивид проявляет деструктивность только в отношении других, он нарушает жизненный принцип как в себе, так и в других. На языке религии этот принцип выражается так: человек создан по образу и подобию Божию, и поэтому любое насилие над человеком есть грех против Бога. На светском языке мы сказали бы, что какое бы добро или зло мы ни сделали другому человеку, мы делаем это и себе. «Не делай другому того, что ты не хотел бы, чтобы было сделано тебе» – таков один из самых фундаментальных принципов этики. Однако равно справедливо и другое: «Что бы ты ни делал другим, ты это делаешь себе». Противодействие силам, благотворным для жизни любого человека, неизбежно отзывается и на нас самих. Наш собственный рост, счастье и стойкость основываются на уважении к этим силам, и никто не может бороться с ними в других, сам одновременно оставаясь незатронутым. Уважение к жизни других, так же как и своей, сопутствует жизненному процессу и является условием психического здоровья. В определенном смысле деструктивность, направленная на других, есть патологический феномен, сравнимый с суицидальным импульсом. Хотя человек может достичь успеха в игнорировании или рационализации деструктивных импульсов, он, его организм, не может не реагировать и не подвергаться воздействию поступков, противоречащих тому самому принципу, который поддерживает его жизнь и жизнь вообще. Мы обнаруживаем, что деструктивный человек несчастен, даже если он преуспел в достижении целей своей деструктивности, потому что это подрывает его собственное существование. Напротив, ни один здоровый человек не может не восхищаться и не подвергаться воздействию проявлений благородства, любви, мужества, потому что это силы, на которых основана его собственная жизнь.

Представление о том, что человек в основе своей деструктивен и эгоистичен, ведет к концепции, согласно которой этичное поведение заключается в подавлении порочных устремлений, которым человек покорствовал бы без постоянного самоконтроля. Согласно этому принципу, человек должен быть собственной сторожевой собакой; он должен, во-первых, признать, что его природа греховна, а во-вторых, использовать силу воли для борьбы с врожденными порочными тенденциями. Перед ним была бы альтернатива: подавлять их или потворствовать им?

Психоаналитические исследования предоставляют обилие данных, касающихся природы подавления, различных его видов и последствий. Можно различать (1) подавление реализации порочного импульса, (2) подавление осознания такого импульса и (3) конструктивную борьбу с импульсом.

В первом случае подавляется не сам импульс, а действие, которое он мог бы вызвать. Рассмотрим случай человека с сильными садистскими наклонностями, который был бы удовлетворен и получил удовольствие, если бы заставил других страдать или властвовал над ними. Предположим, что страх перед осуждением или моральные правила, которые он усвоил, говорят ему, что он не должен следовать своему импульсу; поэтому он воздерживается от подобных действий и не совершает того, что хотел бы совершить. Хотя нельзя отрицать, что такой человек добился победы над собой, на самом деле он не изменился, его характер остался тем же, и восхищаться мы можем только его «силой воли». Однако совершенно независимо от моральной оценки такого поведения его эффективность в качестве предохранительной меры против деструктивных тенденций неудовлетворительна. Потребовались бы огромная «сила воли» или страх перед суровым наказанием, чтобы удержать такого человека от следования своему побуждению. Поскольку любое решение было бы результатом внутренней битвы мощных противодействующих сил, шанс на победу добра был бы столь сомнителен, что с точки зрения интересов общества такой тип подавления слишком ненадежен.

Гораздо более эффективным способом разделаться с порочными побуждениями представляется воспрепятствование им стать осознанными, чтобы избежать сознательного соблазна. Этот вид подавления Фрейд называл «вытеснением». Вытеснение означает, что импульсу, хотя он и существует, не позволяется войти в область сознания или он быстро оттуда устраняется. Если использовать тот же пример, человек с садистскими наклонностями не осознает свое желание разрушать или доминировать; значит, не будет ни искушения, ни борьбы.

Подавление порочных побуждений представляет собой тот тип вытеснения, на который явно или скрыто полагается авторитарная этика как на самую надежную дорогу к добродетели. Хотя подавление на самом деле служит предупреждением против действия, оно гораздо менее эффективно, чем считают его защитники.

Вытеснение импульса означает устранение его из сознания, но оно не означает его уничтожения. Фрейд показал, что вытесненный импульс продолжает действовать и оказывать глубокое влияние на человека, хотя тот этого не осознает. Воздействие вытесненного импульса на человека даже не обязательно оказывается слабее, чем если бы он был осознанным; основное различие заключается в том, что вызванные им поступки носят не открытый, а замаскированный характер, так что человек, действующий в соответствии с побуждением, избавлен от знания о том, что он делает. Рассмотренный нами выше человек с садистскими наклонностями, например, может считать, что он властвует над другими людьми из заботы об их интересах или потому, что обладает сильным чувством долга.

Однако, как показал Фрейд, вытесненные влечения выражаются действием не только в виде рационализаций. У человека может развиться «реактивное формирование», прямо противоположное вытесненному устремлению, как, например, чрезмерная заботливость или доброта. Тем не менее вытесненный импульс проявляется косвенно; Фрейд называл этот феномен «возвратом вытесненного». Если говорить о рассмотренном выше примере, то человек, у которого чрезмерная заботливость развилась как реактивное формирование против его садизма, может использовать эту свою «добродетель» с тем же эффектом, какой имел бы явный садизм: проявляя власть и контролируя. Хотя такой человек чувствует себя добродетельным и превосходящим ближних, его воздействие на окружающих еще более разрушительно, поскольку трудно защищаться против чрезмерной «добродетели».