Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сольвейг лежала очень тихо. Она дышала размеренно и глубоко, стараясь погрузиться в сон. Но слишком чутко ощущала она присутствие товарищей. Кто-то похрапывал, кто-то сопел, а некоторые ворочались и метались во сне, не в силах отделаться от впечатлений долгого дня, что начался погребальным костром и закончился поисками Бриты.
Одиндиса и Слоти обошли маленький остров кругом и вернулись к костру, где все еще тлели уголья, но никак не могли найти дочь. Торстен, Бруни и Эдвин выкликали ее имя, и их голоса падали в ночь, словно в глубокую черную яму.
«Я знаю, что небо сделано из воздуха, — подумала Сольвейг. — Но иногда оно становится таким тяжелым, таким плотным и гладким. Похоже на рулон ткани, что я видела на рынке в Киеве. Бархат!
И кожа может быть как бархат. Например, Бритины щеки.
Где же она?»
Крик запоздалого кроншнепа был полон одиночества и тоски. Поднялся теплый ночной ветер, и огромная смоковница, растущая рядом с причалом, захлопала в кожистые ладоши.
И Сольвейг услышала голос Бриты — мягкий, словно низкие ноты на свирели Слоти, — который говорил: «Я хочу поехать с Сольвейг».
Сольвейг приподнялась во тьме.
«Я хочу поехать с Сольвейг».
Она знала, где была Брита, где она затаилась в ожидании.
«Почему я сразу об этом не подумала? Почему не заставила замолчать мысли и дать слово своему сердцу?»
В лунном свете Сольвейг встала на ноги, обулась и тайком прошмыгнула вниз по сходням. Она на ощупь прошла туда, где на причале сгрудились маленькие лодчонки. «Ютится у самого края, за тем большим судном. Так ведь сказал Михран?»
Лодка была накрыта шкурой — кажется, тюленьей — и сверкала в отблеске луны.
Сольвейг прислушалась. Тишина. Только тихие глотки волн, только река целует борта кораблей, спящих бок о бок во мраке.
— Брита! — позвала Сольвейг еле слышно.
Тишина.
— Брита! — повторила девушка погромче.
Тишина.
Сольвейг опустилась на колени и схватила край шкуры. Подняла его и сняла с кормы.
И там, под взглядами Сольвейг и луны, лежала маленькая бледная Брита, сверкая глазами и дрожа.
Сольвейг потянулась к ней, и Брита поднялась ей навстречу.
Сильными руками Сольвейг подняла девочку в воздух и опустила на причал. Они обнялись, не говоря ни слова: Брита обхватила Сольвейг за талию, а та ее — за шею.
— Мне бы хотелось… — прошептала девочка и громко сглотнула.
— Я знаю. Я правда знаю.
Они еще постояли, обнявшись. Бриту всю трясло.
«Что же ты собиралась сделать? — недоумевала Сольвейг. — Вжаться в нос лодки? Ты же не думала, в самом деле…»
— Можно? — прошептала Брита.
— Иногда, — тихо ответила Сольвейг, — мы вынуждены делать то, чего ужасно не хочется.
Она помолчала, стараясь подобрать нужные слова.
— Я бы правда хотела оставить тебя здесь, Брита. Я бы хотела, чтобы тебе не пришлось смиряться. Я бы хотела, чтобы мне не пришлось ехать в Миклагард без тебя.
Брита уткнулась лицом в ее руку.
— Ну что ж, пойдем.
— Иногда третье желание сбывается, — всхлипнула девочка.
Когда они вернулись на борт, Сольвейг предоставила Брите самой найти мать. А потом она слушала, как те шептались, шмыгали носами и ворковали. Сольвейг почувствовала себя такой одинокой! Ей вспомнилась могила матери у каменистого шумного берега. Вспомнились дети Эдит, которые остались в далекой Англии. Она подумала обо всех детях Мидгарда, которых разлучила с родителями дорога. Или смерть.
«Я знаю, что очень хочу увидеться с папой. Он был для меня и отцом, и матерью. Я уже проехала полмира, чтобы быть с ним рядом, и не прошло и дня, чтобы я не думала о нем. С любовью и с огромной тоской. Столько мне бы хотелось ему рассказать, о стольком расспросить».
Но потом Сольвейг задумалась, что скажет Хальфдан, когда увидит ее.
«Тот сон, в котором я увидела бабушку… Она предупреждала отца: Лучше бы ты оставил ее снаружи, во льдах… Попомни мои слова, настанет день, когда слабость Сольвейг навредит еще кому-нибудь. И возможно, этим кем-то будет ее отец.
Он ведь будет рад меня увидеть, правда? Что он скажет? Вдруг он живет с Харальдом Сигурдссоном и его воинами… или с другой женщиной? У которой есть собственные дети, вроде Кальфа и Блуббы? Что, если?..»
* * *
От острова Святого Григория Сольвейг летела словно на крыльях. Сидя рядом с Эдит — напротив них расположились Эдвин и Михран, — она все махала и махала рукой до тех пор, пока ее товарищи не превратились в крошечные фигурки, едва различимые на горизонте.
— Бедная Брита! — сказала она. — Жаль, что я не подарила ей какую-нибудь костяную булавку. Надеюсь, что она без опасностей доберется до Киева.
— И я, — с тревогой откликнулась Эдит.
Сольвейг обратилась к Михрану.
— Но сейчас-то! — чуть не прокричала она. — Сейчас! Осталось три дня?
— Три-четыре, — ответил тот.
— А правда, что вода там черная? В Черном море?
— Темнее, чем в Балтийском. Темнее, чем в Мраморном море, и темнее, чем в Великом.
— Почему?
— Там очень глубоко. Так глубоко, что под водой возвышаются целые горы.
— Откуда ты знаешь?
Михран пожал плечами:
— Это все знают.
— Вы слышали про Белое море?
— Я слышал, — отозвался Эдвин. — Оно лежит к северу от Норвегии, севернее самого севера. Однажды ко двору короля Альфреда пришел путешественник, который и рассказал нам о нем.
— Иногда оно замерзает и покрывается снегом, — объяснила Сольвейг. — Вот почему это море белое.
— А есть еще и Красное, — рассказал им Михран. — Рядом с Египтом. У него красные берега, и люди, которые живут неподалеку от него, тоже красные.
— А Желтое море есть? — спросила Сольвейг.
Михран поморщился:
— Надеюсь, что нет. Целое море вонючей мочи!
Лодка была именно такой, как описал им проводник: просто выдолбленный ствол дуба, обтесанный так, чтобы киль был выше. К корпусу приделана крохотная мачта с одним парусом, весла и еще одно рулевое весло на корме. Если бы все четверо путников легли, вытянувшись, голова к ногам, то длины лодки им бы не хватило.
— Длинная и узкая, — предупредил их Михран. — Легко опрокинуть. Когда будете перемещаться, сгибайте колени и держитесь как можно ниже. И отворачивайтесь, когда кто-нибудь из ваших товарищей будет делать Черное море желтым.
«Когда он так улыбается, — подумала Сольвейг, — у него торчат передние зубы. Ну настоящий заяц».