А потом он посмотрел на них, увидел изорванную, перепачканную кровью футболку Кирсти, ужас в ее глазах и появившегося за ними Марка и заорал:

– Что ты наделал? Что ты наделал?

Марк окаменел, не дойдя до них примерно три метра. На мгновение все замерло: даже море стихло, медленно набирая водную массу для следующей волны. Но потом Марк вдруг бросился к Кирсти, прямо на нее, обхватил ее за талию и, прежде чем Грей и Тони успели что-нибудь сделать, прыгнул вместе с ней в бушующую стихию, прямо на скалы, в темноту бушующего моря.

– Нет! – завопил Тони.

– Кирсти! Черт!

Оба бросились в воду. Шок израненного тела, ледяная вода, с ревом сомкнувшаяся над головой. Грей судорожно искал, за что ухватиться. Услышал рядом голос отца и поспешил к нему. Отец жестом позвал Грея за собой. Грей двинулся за ним, прижимая к телу сломанную руку. Отец показал рукой на восток. Грей увидел две маленькие тени, плывущие через бухту. Марк плыл быстро, увлекая за собой Кирсти.

– Давай за ними! – закричал отец.

– У меня сломано запястье! – выкрикнул Грей. – Я не могу плавать!

Мгновение помолчав, отец заорал:

– Выбирайся! Выбирайся немедленно!

Грей беспомощно наблюдал, как очертания Марка и Кирсти становились все меньше и меньше. Отец кролем поплыл за ними, и вскоре тоже исчез вдалеке. Грей позволил волне отбросить себя на скалы и с трудом вскарабкался на камень, где какое-то время пролежал на спине, не в силах пошевелиться. Сердце бешено колотилось в груди. Запястье пульсировало и болело. Он медленно поднялся на ноги и принялся неуклюже карабкаться по скалам. Наконец он спрыгнул на ровный песок и побежал. Пляж был пуст. Сверху слышались отголоски музыки, доносившиеся из города. Визгливый женский смех и скрип тормозов. Он повернулся и увидел над собой огни дома Китти. Но в море никого не было видно.

– Помогите! – крикнул он в ночь. – Помогите!

Он бежал вперед, беспомощно крича. Потом вдруг увидел: из воды вылезает какая-то фигура. Человек тяжело повалился на песок и пролежал какое-то время, прежде чем подняться. Грей замедлил шаг и, тяжело дыша, опустился на колени рядом с отцом.

– Папа! – крикнул он. – Где Кирсти? Папа!

Отец молчал. Он перекатился на бок и прижал колени к груди. Потом снова лег на спину, положил руки на грудь в области сердца и начал ее массировать.

– Боже, – выдохнул он, – боже мой!

Грей посмотрел на море. Огромные волны падали, разворачиваясь, словно ковры, и несли к его ногам сияющую пену. Поверхность воды сверкала и рябила. На горизонте виднелся океанский лайнер, над головой бесшумно пролетал самолет. Грей отчаянно вглядывался в пляшущие тени, пытаясь разглядеть Кирсти.

– Папа! Вставай! Папа! Где она? Где Кирсти?

Но его отец по-прежнему держался за грудь, и дышать ему становилось все труднее.

– Папа! Вставай!

Грей снова посмотрел на черную бездну моря, а потом опять на отца.

– Я… Не могу… Дышать… – выдавил отец. – Сердце…

– О боже, – Грей схватил себя за волосы и повалился на песок. – О господи. Папа.

Он снова обернулся назад, на город, надеясь увидеть на променаде людей. Наконец увидел пару, гуляющую с собакой, они держались за руки.

– Помогите! – заорал он. – Черт, да помогите же!

Хотя Грей заранее знал – кричать бесполезно. Они его не услышат. Пара шла дальше, не замечая сцену на пляже. Грей опустился на колени и уложил отца в позу для реанимации, как учился, когда был бойскаутом. Но одной рукой сделать было практически ничего нельзя. Он убрал руки отца с груди и начал массировать его сердце левой рукой, считая интервалы. Но тщетно. Нужна была вторая рука. Он повернулся и снова закричал, глядя в удаляющиеся спины людей на променаде. А потом начал плакать.

– Папа, – рыдал он, – я не могу! Не могу! О, черт! Папа, что мне делать? Что делать?

Тело его отца окостенело, а руки снова оказались на груди, они царапали кожу, словно пытаясь зарыться под кости и вытащить сердце. Грей вскочил и снова посмотрел на море. Ничего. Опять повернулся к променаду. Там шли еще какие-то люди – компании ночных гуляк, кричащих и распевающих песни.

– Помогите! – завопил Грей. – Помогите нам!

Его отец захрипел, изо всех сил сжимая воротник мокрой рубашки.

И тут Грей понял: он умирает. Его отец умирает, а сестра исчезла в пучине Северного моря с психопатом. И он ничего, ничего не может сделать…

Он положил голову отца к себе на колени, погладил его по лбу, поцеловал в щеки и прижал к себе. Посмотрел на море, потом в черное, усыпанное звездами небо, потом назад, на равнодушный город, и почувствовал, что жизнь покидает его отца, покидает невыносимо быстро.

– О нет, – всхлипнул он, – о нет, о нет, о нет. Нет, папа. Только не папа. Только не папа. Не надо, папа. Не надо. Пожалуйста, папа. Пожалуйста. О боже. Боже. Боже.

А через несколько секунд он понял: все кончено. На слова любви или утешения не хватило времени. Его хватило лишь на то, чтобы поймать несколько последних резких вздохов человека, который его вырастил, впитать их и сохранить, словно капли драгоценной эссенции. Грей уронил голову отцу на грудь и всхлипнул, уткнувшись в холодную, мокрую рубашку.

– Только не папа, – твердил он. – Только не папа.

Он поднял голову вверх и завыл на луну.

У него за спиной шумело море, на песке шипели волны, но людей в темных водах не было.

– Он утонул? – спрашивает Лили у человека по имени Фрэнк. – Марк? Он утонул?

– Да.

– И это он? – Лили нетерпеливо стучит ухоженным ногтем по фотографии в альбоме. – Человек, которого вы называете Марком?

Фрэнк кивает, но неуверенно.

– Но этого не может быть, – говорит Лили, изо всех сил стараясь скрыть раздражение. – Это не может быть Карл. Я замужем за Карлом, и он не утонул!

– Думаю, – этот Фрэнк очень медленный, словно у него в голове слишком много мыслей, – думаю, я его видел. Я видел его.

– Видел кого? – уточняет женщина по имени Элис. Лили оценивающе ее разглядывает. В ней есть что-то живое и гордое. Лили чувствует себя рядом с ней немного неуверенно, она испытывает какую-то странную необходимость доказывать, что она тоже живая и гордая.

– Марка. Карла. Этого человека, – он показывает рукой на свадебный альбом. – Я его видел. Когда был со школьниками. Я был со школьниками, и он был там, и я… Уронил кофе. Я узнал его. Он не мертв.

Он бледнеет еще сильнее, и Элис прикасается к нему, прикасается так нежно, что Лили предполагает: они влюблены друг в друга.

– Когда? Когда вы его видели? – допытывается Лили.