– Перекусываю по мере возможности, – объяснила она, убирая остатки ленча. – Если проголодались, можно перехватить что-нибудь в столовой.

Я сказал, что все в порядке.

Она указала на пластиковый стул у стола и подождала, пока я сяду.

– Чем могу помочь, мистер Паркер?

– Если не ошибаюсь, вы занимаетесь изучением посттравматических расстройств.

– Верно.

– И особое внимание обращаете на самоубийства.

– На предотвращение самоубийств, – поправила она. – Позвольте спросить, кто вам рассказал обо мне?

Возможно, дело в моей врожденной антипатии к власти, особенно к власти, представленной военными, но я решил, что упоминать Роналда Стрейдира не стоит.

– Я бы предпочел не говорить. А что, есть какая-то проблема?

– Нет, просто любопытно. Частные детективы меня вниманием не балуют.

– Я заметил, что вы не спросили, в чем дело, когда мы разговаривали по телефону.

– Я навела справки. Репутация у вас та еще. Разве я могла отказаться от встречи с таким человеком.

– Моя репутация – раздутая сплетня. Не верьте всему, что пишут в газетах.

Она улыбнулась.

– В газетах я о вас не читала. Предпочитаю иметь дело с людьми.

– В этом мы с вами сходимся.

– Возможно, только в этом. Скажите, мистер Паркер, вы проходили курс терапии?

– Нет.

– Психотерапевтическое консультирование?

– Нет. Хотите предложить свои услуги?

– Как вы заметили, я занимаюсь посттравматическими расстройствами.

– И я кажусь вам подходящим кандидатом.

– Так вы не согласны? Мне известно, что случилось с вашими женой и ребенком. Это ужасно, такое почти невозможно вынести. Я говорю «почти», потому что служила своей стране в Ираке, и то, что я видела там, то, что пережила, изменило меня. Каждый день я сталкиваюсь с последствиями насилия. У меня, можно сказать, есть контекст, в который укладывается то, через что прошли вы и, может быть, все еще остаетесь в этом состоянии.

– Это так важно?

– Важно, если вы пришли поговорить о посттравматическом стрессе. То, что вы узнаете сегодня, будет зависеть от вашего понимания концепции. Это понимание может значительно расшириться, если вы соотнесете его со своим опытом, каким бы частным он ни был. Пока ясно?

Улыбка никуда не подевалась. Такая же снисходительно-покровительственная, но доброжелательная.

– Вполне.

– Хорошо. Мое исследование является частью военной программы, цель которой – помочь справиться с психологическими последствиями войны тем, кто воевал и был списан по инвалидности, и тем, кто ушел по причинам, не связанным с ранениями. Это один аспект исследования. Другой имеет отношение к предотвращению травмы. На данном этапе мы вводим программы эмоциональной устойчивости, рассчитанные на улучшение боевых показателей и минимизацию проблем психического здоровья, включая ПТСР, гнев, депрессию и самоубийства. Эти симптомы отмечаются заметно чаще при повторном участии в боевых действиях.

Не каждый перенесший травму солдат страдает боевым посттравматическим синдромом, точно так же, как в обычной гражданской жизни люди по-разному реагируют на, скажем, нападение, изнасилование, природную катастрофу или насильственную смерть любимого человека. Реакция на стресс, конечно, возникнет, но вовсе не обязательно в форме ПТСР. Психология, генетика, физическая форма, социальные факторы – все играет роль. У человека с крепкой структурой поддержки – семья, друзья, профессия – шансы на развитие ПТСР меньше, чем, например, у одиночки. С другой стороны, чем больше отсрочка в развитии ПТСР, тем острее оно может проявиться. При остром стрессе состояние начинает улучшаться через три-четыре месяца. При отсроченном этот период растягивается до десяти месяцев, и, следовательно, лечение проходит труднее. – Она помолчала. – Что ж, с лекционной частью покончено. Вопросы?

– Нет. Пока.

– Хорошо. Теперь вы готовы участвовать.

– А если нет?

– Тогда можете идти. Это обмен, мистер Паркер. Вам нужна моя помощь. Я готова предоставить ее, но только в обмен на что-то. В данном случае это ваша готовность сообщить, знакомы ли вам симптомы, которые я опишу. Отвечать можете в самых общих выражениях. Запись этого разговора храниться не будет. Если в какой-то момент в будущем вы сочтете возможным предложить более глубокое понимание того, через что вы прошли, я буду признательна. Не исключаю, что вам это пойдет на пользу и в терапевтическом плане. В любом случае мы возвращаемся к тому, что я сказала вначале. Вы пришли узнать о ПТСР. Это ваш шанс.

Признаюсь, она вызвала у меня восхищение. Я мог уйти, но тогда ничего бы не узнал, кроме того, что не стоит недооценивать женщин, которые похожи на боксеров, но это я понял задолго до встречи с Кэрри Сандерс.

– Ладно, давайте. – Я постарался сказать это так, чтобы согласие не прозвучало уступкой. Но, похоже, не очень преуспел.

– Различают три главные категории посттравматического стрессового расстройства. Первая включает в себя реминисценции, повторяющиеся переживания события, давшего толчок развитию расстройства или, что случается чаще и проявляется в менее острой форме, серии самопроизвольных, навязчивых мыслей, которые могут ощущаться как реминисценции, не будучи ими. Мы говорим о снах и неприятных воспоминаниях на одном уровне или выведении ассоциаций с событием из несоотносимых с ним ситуаций. Вы бы удивились, узнав, что многие солдаты терпеть не могут фейерверки. Я лично видела, как перенесшие психологическую травму люди падали на пол, когда захлопывалась дверь или ребенок стрелял из игрушечного ружья. На другом уровне переживание случившегося может быть настоящим, воспринимаемым до такой степени реально, что оно нарушает обыденное, повседневное функционирование человека.

В комнате наступила тишина. За окном пролетела птица, и ее тень метнулась по стене: невидимое существо, отделенное от нас стеклом и кирпичом, заставившее нас ощутить его присутствие.

– Реминисценции, навязчивые мысли, называйте, как хотите, – это было, – сказал я наконец.

– В острой форме?

– Да.

– Повторялись часто?

– Да.

– Что их вызывало?

– Кровь. Ребенок – девочка – на улице, с матерью или без. Самые обычные вещи. Стул. Лезвие. Реклама, связанная с кухней. Определенные, угловатые формы. Не знаю, почему. Со временем образы, вызывавшие проблемы, стали появляться реже.

– А сейчас?

– Случается, но редко. Кошмары бывают, но не часто.

– Как думаете, почему?

Я сознательно старался не делать слишком долгих пауз перед ответами, чтобы не дать Сандерс оснований предположить, будто она обнаружила некую перспективную разработку. Поверить в то, что меня преследовали образы жены и ребенка или что-то столь же мрачное, что-то, принявшее затем формы менее опасные, но столь же непознаваемые, я бы вряд ли смог, даже если бы проходил групповую терапию вместе с Гитлером, Наполеоном и Джимом Джонсом[32]. Учитывая обстоятельства, я даже похвалил себя за то, что мой ответ на ее последний вопрос прозвучал почти мгновенно.