– А этот монах человек верный? – спросил генерал-полковник.

– Простите, Илья Яковлевич, верных людей не бывает. – Мусин скривился. – Ему изнасилование несовершеннолетней можно пришить, у них там всякое бывало. А потом, он же живых денег не увидит: подпишет нужные бумаги, и с концами. И на Сергеевой он не жениться не может. Повезло нам с Платоном, дальше все пойдет как по маслу. У меня и адвокат, и нотариус, и там и тут, ни одна служба не придерется. Подобная операция для нас огромадная, а для их банков – рядовая.

– Дай бог! Дай бог! – Зудин неожиданно перекрестился. – Как закончим, только нас с тобой в России и видели.

Мусин молчал, ему не нравилось, что еще не поступило подтверждение об идентификации трупа, обнаруженного в раздавленной машине.

Мусин додумать не успел, как на столе включилась громкая связь:

– Господин генерал-полковник, дежурный по городу докладывает. Вы несчастным случаем на «Москве-Сортировочной» интересовались.

– Докладывайте, полковник, – сказал Зудин и расстегнул пуговицу под галстуком.

– Экспертиза не нужна: когда машину разрезали, труп частями выпал, врач утверждает, что покойнику суток пять минимум, так что он к аварии отношения…

Зудин вырубил связь и заорал на Мусина:

– Как вас понять, полковник?

– Подменили, – прошептал Мусин. – Дайте команду пограничникам аэропортов, вокзалы нам не удержать. Вокзалы потом, по ходу следования. Россия большая…

– Ты мудак огромный! – Зудин схватился за телефон.

* * *

…На аэродром опустился туман, и вылет нескольких рейсов отложили.

Платон Викторович давно прошел таможенный контроль, заполнил листочек для пограничников и мялся в небольшой очереди к кабинке. Рядом с безучастным видом стоял Станислав. Котова и Нестеренко за таможенный контроль не пустили. При желании они могли бы пройти, но Крячко приказал толкаться в зале, смотреть фээсбэшников. Если они прибудут, то особо скрываться не станут, оперативники предупредят Крячко, он уведет бизнесмена к машине, и они из аэропорта умотают.

– А чего ты нервничаешь, Платоша? – скрывая собственный мандраж, ерничал Станислав. – Не дадут улететь, будешь жить в Москве. Неплохой город, я люблю Москву, и мэр у нас мужик мировой.

– Вам хорошо, вы ничем не рискуете… – шептал Платон Викторович.

– Не воруй, живи на зарплату, ни одна шавка к тебе даже не принюхается.

Объявили посадку на самолет. Пограничники окаменели лицами, глаза – лазеры. И какая-то особая значимость появилась в фигуре, даже у девушек.

– Ну, давай, – сказал зачем-то Станислав.

Сергеев Платон Викторович прошел паспортный контроль, расправил плечи и направился в бар.

– Мудак, – вымолвил Станислав, зная, что с территории аэропорта бизнесмена выдернут, как редиску из сырой земли.

Но так как рейсы задерживались, из накопителя людей подгоняли к ведущему в самолет рукаву. «Еще две минуты, из самолета взять не посмеют, чужая территория, хозяин – капитан», – думал Станислав, глядя на торопливо приближающихся к пограничникам парней. Стас уступил даже одному из них дорогу и пошел на выход.

Нестеренко с Котовым смотрели обеспокоенно, но Стас подмигнул и сказал:

– И быстро отсюда. Не надо дразнить гусей.

На следующий день Веру выписали, Линда на такси довезла ее до дома, собралась уезжать, но подруга остановила:

– К чему? Сам отбыл в очередную командировку, мы полные хозяева. Пошли.

– Вера Кузьминична! Так быстро? – Горничная распахнула дверь, но плащи с женщин снимать не торопилась и даже сказала: – Ну проходите.

– Как тебя понять? – Вера собралась залепить девушке пощечину, но горничная мягко руку хозяйки перехватила, усмехнулась:

– Платон Викторович уехали и наказали мне за квартирой следить, чувствовать себя хозяйкой. Они меня нанимали, они мне платят, я обязана слушаться. Не знаю, какая между вами кошка пробежала, только, пока вы между собой разберетесь, вы мне не хозяйка, а жиличка.

– Чего? Да я законная жена Платону! – взвизгнула Вера. – Квартира моя! И чтобы ноги твоей тут с сегодняшнего дня не было! Поняла? Собирайся в момент!

– Тут хозяйки-то и до вас появлялись, да не задерживались. Расчетная книжка у меня, за квартиру я плачу, будете хулиганить – кликну вахтера, он участкового пригласит.

– Сейчас разберемся, сука! – Вера, скинув на пол плащ, побежала на свою половину.

Но ни брачного свидетельства, ни контракта, а главное – своих драгоценностей она не нашла.

Линда, житейски опытная, вмиг поняла, что, не имей горняшка силы, она бы ни в жизнь так говорить не стала. Неужели кранты? – подумала Линда. Загс! Бланки, печати, подпись, нотариус. Все говно. Заплатил. Было и не стало. Она посмотрела на горничную даже с симпатией. Не выпендривается, живет тихо и будет жить. Она улыбнулась, даже подмигнула ей и сказала:

– Не обращайте внимания. У нее с головой плохо. Не откажите в любезности, дайте нам выпить, закусить, накрывать не стоит. Мы скромненько, на кухне. А Платон Викторович вернутся, может, и по-другому ляжет. Вы меня поняли?

– Я гостям всегда рада! – Горничная помогла Линде снять плащ. – А кухня наша больше любой столовой.

Линда прошла на кухню, спросив разрешения, достала из холодильника бутылку водки, налила стакан, отломила кусок сыра, выпила стоя, закусила.

Горничная смотрела на нее с одобрением:

– Чувствуется, свой человек, – и тоже немного выпила, протянула руку. – Валентина.

– Линда. – Она плеснула себе еще, когда издалека донесся истошный вопль:

– Воровка! Убью падлу!

Вера влетела на кухню, женщину трудно было узнать. Губная помада размазана по лицу, кофта почему-то расстегнута, словно она вела с кем-то бой.

– Успокойся и выпей, – сказала рассудительная Линда. – Валентина твои побрякушки не брала. А Платон Викторович на то право имеет.

– Платон не возьмет! Никогда! Валька, сука, сперла! Я милицию вызову.

– Вызывай. – Валентина пожала плечами. – Учти, ты здесь даже не прописана. Менты придут, я тебя выгоню.

Вера замахнулась. Валентина резко ударила ее по руке.

– Я тебя, дура, не в психушку, в районную хирургию направлю. А менты и вот Линда свидетелями будут, что ты в чужой квартире хулиганить начала.

Вера упала в кресло.

– Паскуда, на «ты» со мной разговариваешь!

– А ты ментов позови, они с тобой поговорят иначе. – Валентина уперла руки в бока. – Будешь себя культурно вести, позволю жить до возвращения хозяина, даже тарелку щей налью, опохмелиться дам.