Анжелике непривычен был фривольный язык, принятый тогда при дворе, и она не понимала и половины из рассказа де Пегилена, но веселая, оживленная атмосфера замка сделала свое дело, и она оттаяла. Пегилен де Лозен восхищался ее красотой и даже посвятил ей стихотворный экспромт.

— Ах, друзья, — воскликнул он, — боюсь, как бы Золотой голос королевства не сорвался на самой высокой ноте!

Гак Анжелика впервые услышала о Золотом голосе королевства.

— Это самый прославленный певец Тулузы, — объяснили ей — Со времен великих трубадуров прошлого в Лангедоке еще не было такого певца. Сударыня, когда вы его услышите, вы тоже не устоите перед его чарами.

Анжелика изо всех сил старалась, чтобы окружающие не почувствовали, что мыслями она далеко от них. Все они были любезные, симпатичные люди, хотя разговоры их порой звучали банально. Их остроумие было легким, как белое вино, а раскаленный воздух, черепичные крыши и листья платанов цветом тоже напоминали белое вино.

И все-таки, по мере того как их путешествие близилось к концу, на сердце у Анжелики становилось все тяжелее.

***

За день до прибытия в Тулузу они остановились в одном из имений графа де Пейрака, в белокаменном замке в стиле Ренессанс. Анжелика с наслаждением выкупалась в выложенном мозаикой бассейне, который находился в одном из залов. Долговязая Марго суетилась возле нее. Она очень боялась, как бы жара и дорожная пыль не сделали еще темнее лицо ее госпожи. В душе Марго не одобряла теплый матовый тон кожи Анжелики.

Горничная умащала тело Анжелики различными маслами, потом велела ей лечь на кушетку и принялась энергично массировать ее, а затем выщипала на ее теле все волосы. Анжелику ничуть не шокировала эта процедура, ведь прежде, когда во всех городах были римские бани с парильней, она соблюдалась даже в народе. Теперь же такого ухода удостаивались лишь девушки из дворянских семей. Даже легкий пушок на теле знатной дамы считается верхом неприличия. Но сейчас, когда служанка прилагала столько усилий, чтобы сделать тело новобрачной безукоризненным, Анжелика в душе холодела от ужаса.

«Он не дотронется до меня, — мысленно твердила она — Скорее я выброшусь в окно».

Но ничто уже не могло остановить того стремительного потока, того водоворота, в который она была вовлечена.

***

На следующее утро, измученная тревогой и страхом, она села в карету, чтобы, не останавливаясь больше, в несколько часов добраться до Тулузы. Маркиз д'Андижос ехал с нею. Он был в прекрасном настроении, что-то напевал, болтал.

Но Анжелика не слушала его. Вдруг она заметила, что форейтор придерживает лошадей: дорогу впереди преграждала толпа людей — пеших и всадников. Когда экипаж остановился, Анжелика отчетливо услышала пение и крики, сопровождаемые звуками тамбуринов.

— Клянусь святым Севереном, — вскакивая с места, воскликнул маркиз, — это ваш муж выехал нам навстречу!

— Уже!

Анжелика почувствовала, что бледнеет. Пажи распахнули дверцы кареты. Ей ничего не оставалось, как выйти на песчаную дорогу, под палящие лучи солнца. Небо было ярко-синее. По обе стороны дороги тянулись поля здесь уже пожелтевшей кукурузы, и от них веяло жаром. К карете приближалась яркая цепочка танцующих фарандолу. Множество детей, одетых в странные костюмы, сшитые из больших красных и зеленых ромбов, прыгали, проделывали ошеломляющие сальто-мортале, чуть ли не кидались под ноги лошадям. Всадники тоже были наряжены в причудливые ливреи из розового атласа, украшенные белыми перьями.

— О, вот они, властелины любви! Итальянские комедианты! — ликовал маркиз, от восторга так размахивая руками, что это становилось небезопасным для окружающих:

— Ах, Тулуза, Тулуза!..

Толпа расступилась, и вперед вышел высокий мужчина В костюме из пурпурного бархата. Он шагал, как-то неуклюже раскачиваясь, опираясь на трость черного дерева.

По мере того как он, хромая, приближался, все отчетливее вырисовывалось его лицо в обрамлении густого черного парика, такое же неприятное, как и его походка. Два глубоких шрама пересекали левую щеку и висок, отчего одно веко было полуприкрыто. Толстые губы выделялись на его лице, чисто выбритом, что противоречило моде и придавало еще более необычный вид этому страшному и странному человеку.

«Это не он, — взмолилась Анжелика. — Боже, сделай, чтобы это был не он».

— Ваш супруг граф де Пейрак, сударыня, — произнес рядом с нею маркиз д'Андижос.

Анжелика присела в заученном реверансе. Ее обостренный отчаянием ум отмечал какие-то нелепые мелочи: усыпанные брильянтами банты на туфлях графа; на одной туфле каблук повыше, чем на другой, чтобы сгладить хромоту; чулки с искусно вышитыми шелком стрелками; роскошный костюм, шпага, огромный белоснежный кружевной воротник.

Он что-то сказал, она что-то ответила невпопад. Дробь тамбуринов и душераздирающие вопли труб оглушали ее.

Когда она снова села в карету, на колени к ней упал огромный букет роз и несколько маленьких букетиков фиалок.

— Цветы или, как их называют у нас, «услада жизни», владычествуют в Тулузе, — сказал кто-то рядом с Анжеликой.

Анжелика повернула голову и увидела, что рядом с нею сидит уже не маркиз д'Андижос, а тот, другой. Она склонилась к цветам, чтобы не видеть ужасного лица.

Вскоре показался город, ощетинившийся своими башнями и красными колокольнями. Кортеж проехал по узким улочкам, похожим на глубокие тенистые коридоры, куда сверху просачивался пурпурный свет солнца.

Во дворце графа де Пейрака Анжелику быстро переодели в великолепное белое бархатное платье с аппликациями из белого атласа. Застежки и банты были украшены брильянтами. Наряжая ее, горничные то и дело подавали ей ледяные напитки. Анжелику мучила жажда. В полдень под перезвон колоколов кортеж направился в собор, где навстречу новобрачным на паперть вышел сам архиепископ.

После обряда благословения Анжелика, по обычаю самой высшей знати, шла от алтаря одна. Прихрамывающий сеньор шагал впереди, и его длинная дергающаяся фигура в красном показалась ей столь же неуместной здесь, под окутанными ладаном церковными сводами, как если бы тут вдруг появился сам дьявол. Когда они вышли из церкви, можно было подумать, что весь город высыпал на улицу. Анжелика никак не могла поверить, что вся эта шумиха вызвана ее бракосочетанием с графом де Пейраком. Она невольно поискала глазами зрелище, которое заставляло толпу так радостно улыбаться и прыгать от восторга. Но все взоры были устремлены на нее. И именно ей кланялись сеньоры с пылкими взглядами и дамы в ослепительных нарядах.

Из собора во дворец молодые супруги ехали верхом на лошадях, покрытых роскошными попонами. Дорога, тянувшаяся вдоль Гаронны, была усеяна цветами, и «властелины любви», как назвал маркиз д'Андижос всадников в розовых костюмах, не переставая, усыпали их путь душистыми лепестками.

Слева от дороги поблескивала золотистая лента реки, и с лодок доносились громкие приветственные крики.