— Останешься с нами? — спросил я урядника.

— Мне нужно разыскать Ястребова. Может быть, он тоже попал к ним в плен, — ответил он.

— Можешь не искать, я наверняка знаю, что он погиб.

Ефим искоса глянул на меня и предостерегающе кашлянул. Однако, это меня не остановило:

— Мы с ним говорили, когда магистр увез наших женщин. Василий Иванович обещал помочь, но они его убили.

— Вы это точно знаете?

— Да, мы с Ефимом сами видели, как он один сражался с несколькими гайдуками, троих убил, но погиб и сам. Это между прочим, их лошади.

— Неужто погиб?! — воскликнул Суханов, останавливаясь посреди дороги.

— Погиб, — повторил я.

— Вечная ему память, — крестясь, сказал Василий, — хороший был человек! Таких не часто встретишь!

— Не то слово, замечательный!

Ефим подозрительно фыркнул, но мы с Сухановым не обратили на него внимания. Стояли, склонив головы, перед памятью усопшего. Потом я надел шапку, а урядник, бывший без головного убора, еще раз перекрестился, и пошли дальше. Пока мы стояли на месте, наши коробейники опередили нас метров на пятьдесят.

— Эй, — негромко окликнул я их, — подождите нас!

Однако, они или не услышали, или не захотели останавливаться.

— Стойте! — крикнул я чуть громче.

Они, вместо того, чтобы остановить лошадей, неожиданно пустили их в карьер.

— Стойте! — опять закричал я и осекся. Коробейники уже ускакали,

— Вот иуды! — воскликнул Ефим. — Коней увели! Вот и помогай после этого людям!

Я хотел высказаться более эмоционально, в лучших народных традициях, но не успел. Впереди протрещало несколько пистолетных выстрелов.

— Засада! — крикнул я, оглядываясь, куда можно спрятаться.

Мы застыли на месте, как вкопанные. На дороге снова выстрелили. Потом раздался крик, и все стихло.

— Отходим в лес, — сказал урядник, и мы бросились под защиту деревьев.

— Пойдем вдоль дороги, — решил я. — Ефим, поправь холстину.

Мы так до сих пор и не сняли маскхалаты, просто, чтобы не мешали, отбросили их за спины. Суханов удивленно наблюдал, как мы из мужиков превращаемся в баб, но потом оценил новшество:

— Этак вас во тьме и не углядишь!

— А то, — ответил я. — Мы пойдем вдоль дороги, а ты уходи подальше в лес, как кого-нибудь увидишь, прячься.

Стреляли относительно недалеко, метрах в трехстах, так что к опасному месту мы подошли достаточно быстро. На дороге толклось несколько человек, рассматривавших лежащие на земле тела. Разговаривали между собой громко, никого не опасаясь.

— Это надо-ть, что удумали! — сказал сердитый голос. — Стог подожгли! Это не иначе, как Нил удумал, Пашка-то сам бы ни в жисть до такого не догадался.

— Нил, он такой! — поддержал его другой голос. — Пашка, он что! Он ничего! А магистр-то востер, сразу нас вперед послал, знал, чья кошка сметану съела.

— А коней-то они где добыли? Этот вроде знакомый, не Федькин ли донец?

— Кажись, его. Никак, и он с Нилом в сговоре?

— Доложить магистру надо.

— Привезем их, так сам, небось, увидит.

— Так что, вертаться будем или еще покараулим? — спросил кто-то, не участвовавший до этого в разговоре.

— Откараулили, чего здря мерзнуть.

— А вдруг у них спомошники были? — усомнился кто-то еще.

— Были бы, так все вместе бежали, а они сам друг. Да и после стрельбы ищи ветра в поле!

В этом гайдуки были правы, и нам только осталось ждать, когда они заберут тела и уберутся восвояси. Когда засада свернулась и ускакала назад к имению, мы выбрались на дорогу.

— Похоже, что узники-то были их же товарищами.

— Не иначе, как чем провинились, вот и попали у своих же в колодки, — предположил урядник.

— А нам повезло, что иуды коней увели, иначе мы бы на их месте были, — сказал Ефим. — Дальше, похоже, застав нет, пошли отсюда скорее.

Мы опять вышли на дорогу и быстрым шагом направились к хутору. Меня волновало, как там наши сидельцы. Оба, когда мы уезжали, были так пьяны, что взять их можно было голыми руками. Однако до хутора было еще далеко и, как мы ни спешили, добрались до него только минут через сорок.

— Une trus belle femme, — сказал свободный крестьянин Александр Егорович, открывая глаза и глядя на нас мутным взглядом. Потом добавил: — Ma femme une tres belle femme.

— Это он по-каковски? — не понял урядник.

— По-французски, — ответил я.

— А что говорит? — удивленно поинтересовался он, рассматривая два распростертых на полу чердака недвижимых человеческих тела.

Я уже научился кое-как понимать простые французские фразы, особенно в нижегородском исполнении, и перевел:

— Моя жена — очень красивая женщина.

— А где его жена? — спросил Михаил.

— Скорее всего, погибла в имении Моргуна.

Что произошло с земляками, урядник спрашивать не стал, это было понятно и так по количеству пустых бутылок, разбросанных вокруг. Меня же, честно говоря, очень заинтересовало, каким образом им удалось все это выпить за относительно короткое время, что мы с Ефимом отсутствовали на хуторе.

— Пусть отсыпаются, — сказал я без российской теплоты в голосе, спускаясь по лестнице вниз в горницу. — Нам бы тоже не помешало поесть и отдохнуть.

На наше счастье, у капитана и хуторянина была гипертрофированная жажда, а не аппетит — провизия оказалась практически нетронутой. Мы сели завтракать.

— Не знал, что Егорыч понимает по-иноземному, — сказал урядник, — и откуда что берется!

Нам с Ефимом было не до обсуждения замечательных качеств нашего хозяина. Последние три дня были так насыщены событиями, что на досужие разговоры не оставалось времени.

— Что будем делать дальше? — задал я, в общем-то, риторический вопрос.

Я был и старше товарищей, и более опытен, так что принимать решение предстояло мне.

— Нужно ехать в уезд к господину исправнику и приставу, с жалобой, — без особой уверенности в голосе сказал полицейский. — Начальство их за такое самоуправство не похвалит!

— Покойный Ястребов говорил, что исправник и ваш пристав с ними в доле. Боюсь, что нам они не только не помогут, а еще обвинят в нападении на честного помещика, — сказал я.

— Самим нужно с ними разделаться, — неожиданно вмешался в разговор кучер. — Там в плену и Марья, и хозяйка! Их нужно освободить!

Однако, об освобождении легче было говорить, чем его осуществить.