Саманта вспоминала текст письма Лиз Лукарелли. «Боюсь, что он может стать агрессивным», — делилась та с мисс Свити своими опасениями. Саманта отвела взгляд от тонких рук Алессандро. Чувствуя, как подступает паника, она начала напевать про себя любимую детскую песенку.

Hey diddle diddle,

The cat and the diddle,

The cow…

Из груди у нее вырвался вздох. Забыла. Опять забыла, что там выделывала эта проклятая корова. Тревожный признак. Накануне бабушка раз сто спела ей эту песенку, пока они ехали в автобусе.

Владелец ресторана встретил Алессандро как старого знакомого и спросил — полушутливо-полусерьезно, — почему он так долго прятал от него свою прелестную невесту. Саманта покраснела — ничего страшного, вторая стадия, вполне поддающаяся контролю, — и позволила проводить себя к столу, покрытому скатертью в красно-белую клетку. Их уже ждала бутылка кьянти. Алессандро налил немного себе в бокал, пригубил и одобрительно кивнул хозяину. Затем наполнил бокал Саманты и поднял тост. У него был очень трудный день, сказал он, но он выиграл чрезвычайно важный процесс.

Пока он излагал ей подробности судебной тяжбы, Саманта незаметно скосила глаза к столику в глубине зала, за которым сидели Питер и его лысый приятель. Оба были в черном. И оба сосредоточенно поглощали из тарелок пасту, время от времени перекидываясь словечком-другим.

Она почувствовала на себе взгляд Алессандро и еще больше смутилась, когда он накрыл ее руку своей. Одно дело попросить соседа на всякий случай прийти на ужин в один с ней ресторан и совсем другое — выставлять напоказ свою личную жизнь. Она отняла свою руку.

— Я тебя утомил? — чуть недовольно спросил Алессандро.

Саманта опустила голову. Судя по всему, он не привык, чтобы женщины ему отказывали.

— Конечно нет. Просто я задумалась о Флавио.

— А что такое с Флавио?

— С английским у него уже лучше, но мне кажется, что он не очень-то счастлив.

Алессандро склонился к ней. Его лицо приобрело озабоченное выражение. Саманта подумала, что из него выйдет отличный отец для ее детей. Она даже осмелилась вообразить себе трех девочек с рыжими косичками, болтающих по-итальянски так же свободно, как их папа. Охваченная внезапным приступом нежности, она уже протянула руку, чтобы погладить его по щеке, но тут же осеклась — в каких-нибудь трех метрах от них сидел Питер Пламкетт со своим накачанным дружком. В данный момент оба священнодействовали над клубничным мороженым.

— Нет-нет, ничего особенного не произошло, — поспешила она успокоить Алессандро. — Просто он немного рассказал мне о своей матери. Он по ней явно скучает.

Зрачки Алессандро потемнели, как будто ему в глаза капнули черной туши.

— Я предупреждал ее, что он тяжело переживет ее отъезд, — чуть слышно выговорил он. — Но она думала только о себе.

— А ты не пытался ее отговорить?

— У нас возникли сложности в отношениях. Я много работал. У меня появились клиенты за рубежом. Она жаловалась, что меня подолгу не бывает дома.

— Она могла бы найти себе занятие в какой-нибудь благотворительной организации, — ляпнула Саманта и прикусила язык. Именно такой совет мисс Свити обычно давала читательницам, не знающим, куда себя девать от безделья.

— Я ей предлагал. Но она не пожелала. У Лиз нет такого образования, как у тебя, зато претензий хоть отбавляй. Она мнит себя интеллектуалкой. Устраивать вещевые лотереи или посещать больных — нет, это не для нее.

Саманте в его словах послышалась горечь, но она не стала ее анализировать.

— Честно говоря, больше всего меня удивляет, что она уехала без Флавио.

— Я считаю, что Флавио должен поступить в Оксфорд. Как когда-то я сам.

— Понятно. Конечно, образование — это очень важно.

— Так или иначе, но ведь это она уехала. Не в ее положении выдвигать какие бы то ни было требования. Ты будешь десерт?

От десерта она отказалась. Он заказал кофе и подал хозяину знак, чтобы несли счет. Его нога под столом прижалась к ее ноге. Саманта почуяла неотвратимое приближение четвертой стадии и делано закашлялась. Быстро стрельнув глазами в сторону, она убедилась, что Питер ничего не заметил, — он сосредоточенно заполнял чек. Интересно, мелькнуло у нее, он пригласил друга на ужин или они платят каждый сам за себя?

Дождавшись, пока Алессандро допьет кофе, она снова свернула разговор на тему Лиз:

— Флавио — очень славный мальчуган. Не представляю, как его мать могла решиться уехать в другую страну и не забрать его с собой.

Алессандро с тихим стуком поставил чашку на стол и рассмеялся:

— Напрасно ты думаешь, что она не пыталась. Пыталась, да еще как. Но не забывай, что я адвокат. Меня на кривой не объедешь.

Он снова взял ее за руку, на сей раз крепко сжав запястье. Она беспомощно оглянулась. Стол Питера опустел. Официант уже убирал с него грязную посуду.

Где же Питер? А главное, где его накачанный друг?

Среда, 19 сентября 2001 года

Почтовый ящик блестел на солнце. Агата надраила его, чтобы хоть как-то успокоить нервы. Ей до сих пор не давала покоя нотация, прочитанная инспектором Морсеном — дурно воспитанным толстяком, наверняка склонным к гипертонии. За всю свою долгую жизнь она ни разу не испытывала подобного унижения, не считая того раза, когда упрашивала своего второго мужа приютить мать и сестру. Как показало будущее, с ее стороны это был крайне опрометчивый поступок.

* * *

Саманта оценила бабушкины труды, когда спустилась за почтой. Эту ночь она провела в одиночестве. Алессандро привез ее домой около одиннадцати вечера. Она не пригласила его зайти. Возможно, из-за Питера, который, сидя за широкой спиной друга-мотоциклиста, честно следовал за машиной адвоката от ресторана до самого дома. А возможно, из-за того, что ее немного напугал тон, в каком Алессандро отзывался о своей жене.

Он заметно огорчился, и она чуть было не уступила. Устоять ей помогло второе железное правило мисс Свити: пусть помучается. Вернувшись к себе, она перечитала письмо Лиз Лукарелли, в котором та сравнивала мужа с домашним тираном.

Hey diddle diddle,

The cat and the fiddle…

Примерно полчаса она твердила про себя две эти жалкие строчки, пока наконец не заснула. Но и во сне ее преследовал взгляд Алессандро Лукарелли. Он опять заговорил о своей жене, и его глаза превратились в две узкие косые щелочки.

— Странно, — вслух удивилась она. — Из редакции ничего не прислали.

Такое случалось не впервые. Читательская почта отличалась таким же непостоянством, как и лондонская погода. Накануне Дня святого Валентина письма лились бурным потоком, и большая их часть, отправленная одиночками, содержала вопрос о смысле жизни. Еще одна небольшая эпистолярная лавина сходила на нее сразу после новогодних праздников — никто не работал, и люди заполняли досуг выяснением семейных отношений. В июле наступала горячая пора курортных романов, и Саманта тоже не сидела без дела. Напротив, сентябрь относился к числу более или менее пустых месяцев.