Подойдя к самолёту, Соня увидела, что на крыле закреплён кусок брезента, служившего, как оказалось, пологом. Приблизившись к нему, Вася приподнял край, и перед медиками открылось помещение. Оно выглядело так: ступеньки из утрамбованного снега вели вниз. На глубине около метра была расчищена площадка, снег по её краям уложен таким образом, что искусственный бруствер достигал плоскости крыла. Крыло самолёта служило потолком. Поскольку ветер сюда не попадал, внутри было заметно теплее, чем под открытым небом.

Привыкнув к полумраку, Соня увидела двух человек, лежавших рядом.

– Здесь тесно, – сказала она, – давайте командира на улицу, а штурмана я осмотрю здесь.

Когда вынесли командира, Соня распорядилась:

– Вы, Иван Степанович, снимайте шину, а я пока посмотрю штурмана, – и, прихватив с собой сумку, направилась в искусственное сооружение, откуда донёсся её голос. – Вася, не отставайте, вы мне нужны. Радист метнулся вниз вслед за доктором. Остановившись у порога, чтобы привыкнуть к темноте, он услышал:

– У вас есть фонарик?

– Да, конечно, вот он, – ответил радист и нажал кнопку фонаря.

Яркая полоса света вырвала из темноты фигуру человека, который не подавал признаков жизни. Сердце Соня тревожно сжалось. Она подошла, нащупала пульс и, услышав чёткие ритмичные удары, несколько успокоилась.

– Он жив, сердце работает нормально. Посветите на голову, почему он в бинтах? – профессионализм брал своё, в Соне проснулся врач.

– Я его таким нашёл, – ответил Вася. – Скорее всего, он сам себя перевязывал. Я не стал делать перевязку, не справился бы, видите, у него все бинты пропитаны кровью и засохли.

– Вы правильно сделали. А нашли его в сознании?

– Нет, но за те сутки, что он лежит здесь, дважды бредил, всё какую-то станцию бомбил.

– Всё ясно. Здесь мы его тоже перевязывать не будем. Перевязку сделаем в Марково.

Она полезла в свою сумку, достала сверкающую никелем коробочку, открыла её и, достав шприц поменьше, сделала раненому укол. Подумав немного, взяла шприц побольше и, набрав из флакончика какую-то жидкость, сделала второй укол.

– Сейчас ему станет полегче. Я сделала обезболивающий укол и для поддержки сил ввела глюкозу. Пойдёмте к командиру.

Когда поднялись ко второму раненому, временная шина уже была снята.

– Как вы себя чувствуете? – спросила Соня, опустившись на колени.

– Нога побаливает, но терпимо. Стало полегче после наложения шины.

– Ну, это естественно. А как ваши пальцы на этой ноге, не пробовали, шевелятся?

– Да, пробовал, шевелятся, – заулыбался пилот.

– А крови не было? Не чувствовали?

– Нет, крови, не было, ноги сухие.

– Это очень хорошо, – в ответ улыбнулась девушка и продолжила: – сейчас, товарищ командир, мы поставим нормальную шину, до больницы дотянем, а там уже будем принимать решение.

Доктор понимала, что по всем правилам медицинской науки ногу надо бы осмотреть. Но снимать на морозе унты и комбинезон, а потом надевать всё это обратно – только время тянуть и мучить раненого. Поэтому они вдвоём с фельдшером наложили поверх комбинезона новую шину, и Соня стала торопить с отъездом.

– Давайте, ребята, запрягайте оленей, нужно трогаться. Чем раньше доберёмся, тем раньше окажем нужную помощь.

Пока грузили раненых и запрягали оленей, Михалыч разогрел тушёнку с кашей и организовал горячий чай.

– Я понимаю, доктор ваше волнение, но без обеда не отпущу, – заявил он Соне.

– Да я и не против, – ответила девушка, внезапно почувствовав приступ голода. – Только, давайте быстро, времени совсем нет.

Наскоро перекусив, отъезжающие разместились на нартах, и две оленьих упряжки тронулись в обратный путь. На месте аварии остались три техника для того, чтобы разобраться с самолётом и принять решение о его дальнейшей судьбе. С ними остался каюр с парой оленей и нартами для их возвращения в Марково.

Сознание постепенно возвращалось к Александру. Сначала ему казалось, что он видит красивый сон. Даже и не сон, а какието отрывочные видения, явно не соответствующие действительности. Он видел себя в лодке посреди океана. Солнца не было, южная летняя ночь окутывала приятной теплотой всё тело. На небе сияли крупные, величиной с кулак звёзды.

– Надо же, звёзды, прямо как в Заполярье, – медленно и лениво пришла в его голову мысль.

Лодку покачивало на волнах, иногда от резкого толчка слышался скрип шпангоутов. Изредка откуда-то спереди раздавались крики:

– Хоп, хоп! Хей-я, хей-я! – Странно, – подумал Саша. – Неужели рыбу ловят?

Он попытался ощупать себя, но ему это не удалось, он вдруг внезапно понял, что лежит в меховом комбинезоне и накрыт меховым покрывалом, которое было подоткнуто под него со всех сторон.

«Не понятно, где это я? – очередная мысль, пришедшая в голову, заставляла её включаться в жизненный процесс. – Нет, это не рыбаки, это меня везут куда-то на оленях. Оказывается, со звёздами Заполярья я не ошибся». Саша попытался восстановить события, но ему это не удавалось. В сознании отрывочно всплывали картины, как бы совершенно не связанные между собой. Падающий самолёт, который почему-то улетает от него, разорванный и опустошённый индивидуальный санитарный пакет, соболь, грызущий его ногу, пистолет, который он с трудом вытащил из специального кармана в комбинезоне… Все воспоминания были оторваны друг от друга и, как ни старался, он не мог объединить их в одно целое. А заканчивались они почему-то всегда в тот момент, когда в его руке оказывался пистолет. Выстрела он уже не слышал.

– Эй, кто-нибудь! Куда меня везут? – как можно громче крикнул он. И хотя этот крик был похож скорее на тихую речь, его услышали.

– Саша! Александр Сергеевич! Наконец-то! Пришёл в себя, молодец! – радостный женский голос заставил удивиться его ещё больше. Он по-прежнему ничего не понимал.

Саша открыл глаза и увидел перед собой освещённое лунным светом раскрасневшееся от мороза лицо девушки. Оно было прекрасно. Из-под чукотской меховой шапки, надетой с шиком, отличающим модниц, выбивалась прядь волос, которая вместе с длинными ресницами были покрыты инеем. Что-то очень знакомое и родное показалось ему в чертах этой девушки.

– Кто вы? Мой ангел-спаситель? – попытался улыбнуться Александр.

– Я Соня, доктор из Марково, – волнуясь, заговорила девушка. – Дочь Семёна Яковлевича, вы у нас были в гостях, помните меня?

Да, это была она, Саша узнал её, и сердце радостно и взволнованно забилось в груди. Он заметил в уголках её глаз слезинки, и тёплая волна впервые переживаемого чувства накрыла его с головой. Чтобы скрыть накатившее волнение, он прикрыл глаза.

– Я узнал вас, Соня, – проговорил он еле слышно, с трудом открывая рот, сдерживаемый повязкой.