Видя, что сразу с десяток монголов подняли луки и направили в мою сторону, я пришпорил коня, вдобавок с силой огрев его плеткой. Как ни странно, но ни малейших угрызений совести за издевательство над бедным животным в тот миг я не чувствовал. Все-таки в ближайшие секунды и меня, и коня утыкают стрелами, а если мы разгонимся, то вражины, может, и промахнутся.

* * *

Нет, большинство монголов, конечно, не промахнулись. Три стрелы проткнули щит и уперлись в пластины брони, а еще две со звоном отрикошетили от наплечника и наруча правой руки, не прикрытой щитом. В голове звенело, возможно, от чиркнувшей по шлему стрелы. Но коняге, ничем не защищенному, окромя собственной шкуры, пришлось намного хуже. Он принял на себя большую часть метательных снарядов, предназначавшихся мне, и хотя не погиб сразу, но споткнулся и на полном ходу опрокинулся набок. Вот тут я первый раз в жизни помянул добрыми словами наших тренеров, зверски мучивших меня сначала на тренажерах, а потом и на живых лошадях. Я еще не успел сообразить, что падаю, а ноги уже мгновенно выдернулись из стремян. Плюх, и сгруппировавшись, я покатился по земле. На этот раз обошлось без переломов и вывихов, но правой руке, на которую пришлось приземлиться, опять досталось. Однако на ушибы настоящие витязи внимания не обращают, и вытащив дрогнувшей дланью свой старенький меч, я изготовился к обороне.

К сожалению, супостаты не оказались столь любезными, чтобы дать мне хоть несколько секунд, дабы прийти в себя. Раз, и наскочивший всадник со злостью ткнул в меня копьем. Удар был мастерский, и, проткнув щит насквозь, наконечник вышел с другой стороны. Но ничего, на мне пока ни царапины, а похожую ситуацию на тренировках разбирать приходилось. Рванув щит в сторону и помогая правой рукой, я удачно лишил противника копья, правда, оставшись при этом без щита. Два, и ничуть не смущенный потерей пики монгол обрушивает мне на голову топорик. Но, конечно, подставлять под удар голову или даже меч я не собирался. Одно дело, когда воин стоит в общей шеренге и деваться ему некуда, и другое, если он волен двигаться в любом направлении, как ферзь по шахматной доске. Сокрушительный удар пришелся в пустоту, а я тем временем успел сделать пару шагов, обойдя монгольского коня сзади, и рубануть по задней ноге несчастного животного. Все, топорщик пока занят своими проблемами и ему не до меня. Большинству монголов, кстати сказать, тоже. Сначала они получили пару разрозненных залпов от городецких дружинников, а потом сошлись с ними в ожесточенной сече. Ни та, ни другая сторона не успела толком построиться, и бой принял характер общей свалки и отдельных стычек. Меня могли в этой толчее просто затоптать, но гридни, атакуя, старательно объезжали боярина, а монголы по привычке обращали внимание в первую очередь на конного противника, по их мнению, более опасного.

Но зато спешенные цирики считали своим долгом уничтожить в первую очередь именно меня. Спереди неспешно, переваливаясь с ноги на ногу, наседал широкоплечий приземистый батыр. Ни шлема, ни щита у него не осталось, но зато он держал обеими руками полутораметровый обломок копья. Справа подходил бронированный хошучи с длинным мечом, а слева спешенный мною противник торопливо шарил в грязи в поисках орудия убийства.

Приехали, и что мне теперь делать? Я только раз дрался по-настоящему сразу с несколькими противниками. Правда, в тот раз все обошлось, но расправиться с доспешными воинами — это не то же самое, что с легковооруженными разбойниками, тем более считающими тебя безобидным монахом.

Что следует делать, когда у нападающих численное преимущество? Во-первых, можно построить стену щитов, но я-то один, да и щита лишился. Второе, можно убежать. Но тут, помимо этической стороны вопроса, имеется серьезное возражение: в бегстве можно запросто получить стрелу в спину, а если сойтись с монголами в рукопашной схватке, то враги стрелять в меня не станут. Значит, остается третий вариант — атаковать самому, постаравшись разбить противников по частям, то есть по одному. И вот тут сказался дурацкий гуманизм двадцать первого века. При здравом размышлении мне следовало сразу прикончить безоружного монгола, а не ждать, пока он ударит в спину. Но времени на раздумья не оставалось, и въевшиеся на уровне инстинктов этические нормы заставили пожалеть несчастного арата.

Хорошо, начну с хошучи. Вот только как же его быстро убить за несколько секунд? Это в спортивном фехтовании достаточно легонько дотронуться рапирой, и укол засчитан. А в реальном сражении требуется очень сильный удар, чтобы проткнуть броню или сломать кость, или же нужно точно попасть тяжелым мечом в незащищенное место.

Агарянин рассуждал аналогичным образом, и вместо того, чтобы тыкать в мой доспех оружием, почти без размаха долбанул меня кромкой тяжелого щита. Судорожная попытка парировать удар привела к тому, что мой клинок отлетел куда-то в талый сугроб, и я остался безоружен. Но, не дав ворогу насладиться победой, я тут же схватил правую руку монгола и начал её выкручивать, стараясь отнять меч. Две руки против одной давали явное преимущество, а места для размаха щитом не оставалось, так что еще секунда, и я завладел бы оружием. Однако подоспевший плечистый батыр уже замахивался на меня, и пришлось срочно ретироваться. Отступая от бесчестных противников, нападающих трое на одного, я лихорадочно соображал, стоит ли доставать кинжал или все же оставить руки свободными. Все-таки ножиком достать врагов трудно, а вот отнять у них топор или копье свободной рукой — вполне возможно.

Ох ты, еще ни одного вопречника не убил, а уже четвертый подбегает, направив мне в живот сулицу! Сразу же промелькнула печальная мысль, что мне уже никогда не написать докторскую диссертацию. И, главное, хоть бы один дружинник озаботился спасением своего боярина. То ли они так увлеклись рубкой, то ли искренне считают меня великим воином.

Еще миг, и пришлось бы бедному Гавше показать навыки бега, но сзади выскочил всадник, едва не задев меня, и татары отшатнулись в стороны. Тот, который хотел стать четвертым, еле успел, бросив дротик, откатиться в сторону, чтобы не быть растоптанным.

Случившейся оказией я воспользовался на все сто процентов. Степняки на пару секунд опешили, и за это время я успел от души пнуть не успевшего подняться супостата прямо в лицо, схватив заодно его сулицу. Давешний топорщик казался мне самым беззащитным, и вот с него-то я и начал. Отпрянув от широкого замаха топором, быстро шагнул в сторону и, оказавшись чуть сзади супротивника, ткнул ему копьем в ногу пониже колена — самое незащищенное место.

Спасший меня дружинник уже осадил лошадь и вновь повернул мне на помощь, однако батыр со свои коротеньким копьем уже всерьез собрался проткнуть горло богатырского коня или сделать еще какую-нибудь пакость. Не теряя ни мгновения, я замахнулся сулицей и со всей силой метнул. Широкую спину монгола защищала толстая кожаная броня, и потому пришлось целить в затылок. Однако попал я вполне удачно, а громкий отвратительный хруст подтвердил, что упавший воин не притворяется.

Теперь остался лишь бронированный щитоносец, и никто не мешает мне расправиться с ним по-честному, один на один, используя лишь научные разработки будущего, доведшие искусство рукопашного боя до совершенства. Сначала я сделал вид, что хочу обойти вопречника сзади, а потом, низко присев, вытянутой ногой сделал резкую подсечку. Хошучи пошатнулся, едва не упав, и вот тут я действительно оказался у него за спиной и наконец-то, выкрутив руку, отнял меч. И опять неправильное воспитание могло меня подвести. Нормальный человек на моем месте просто безо всяких изысков ткнул бы кинжалом в шею или под низ кольчуги. Ну, или учитывая остроту и прочность клинка, заколол бы врага прямо под лопатку. Но нет, мне вот понадобилось благородно обезоружить противника. Бохатур, возможно, попытался бы достать свой нож и продолжить сопротивление, но к счастью его рука оказалась повреждена, так что он смирился со своей участью. К тому же, пока я геройствовал, отборные витязи оттеснили монгольский отряд и обратили его в бегство. Теперь можно спокойно оглядеться и заодно поблагодарить столь вовремя подоспевшего гридня. Однако, подняв глаза, я вместо сурового бородатого лица увидел румяное девичье личико.