том числе сам Вождь, в то время еще не сознавали, что для достижения поставленной цели придется пойти на куда более радикальные меры.

Марксистские иллюзии касательно преимуществ социалистической экономики и сознательности пролетариата еще не развеялись. Большевикам казалось, что достаточно разработать хороший план, идеологически воодушевить массы, всех как следует объединить под руководством партии, приструнить колеблющихся — и дело задвигается. Именно этим в 1928 году, как мы помним, занялись Сталин и его команда: отправились по регионам приструнивать и воодушевлять.

После того, как в декабре 1927 года на XV съезде ВКП(б) было принято решение о срочной индустриализации под лозунгом «догнать и перегнать передовые страны экономически», Госплан и Всесоюзный Совет Народного Хозяйства разработали пятилетнюю программу ускоренного промышленного развития. Она существовала в двух вариантах: «отправном» (трудном, но более или менее реалистичном) и «оптимальном», совершенно шапкозакидательском. Несмотря на возражения «правых уклонистов», Рыкова и Бухарина, ЦК взял на вооружение «оптимальный» вариант, впоследствии утвержденный декоративным «парламентом», съездом Советов.

К 1933 году национальный доход (в современной терминологии ВНП) следовало увеличить вдвое; объем промышленной продукции — почти втрое, причем машиностроения на 230 %, для чего предполагалось построить 1200 заводов. Предписывалось добыть 75 миллионов тонн угля (вдвое больше), выплавить 10 миллионов тонн чугуна (втрое), выработать 22 миллиарда киловатт электроэнергии (в три с половиной раза).

Но торопившему индустриализацию Сталину и этого казалось недостаточно. Во время пятилетки план еще несколько раз корректировался — в сторону увеличения, расширения и ускорения.

В 1930 году задание по выплавке чугуна подняли с десяти миллионов тонн до семнадцати. Вместо 55 тысяч тракторов приказали произвести 170 тысяч, вдвое увеличили план по цветным металлам и так далее.

Тогда же было принято решение о создании в дополнение к Донбассу новой угольно-металлургической базы на востоке, в Зауралье. Решение было стратегически оправданным (во время войны оно окажется спасительным), однако это накладывало на пятилетний план, и без того утопический, еще большую нагрузку.

Плюс к тому партия выдвинула лозунг, что пятилетку следует завершить в четыре года.

Взрыв оптимизма объяснялся тем, что фантастическому проекту неожиданно помог грянувший в это время кризис капиталистической экономики.

Главные мировые производители машин, станков, моторов не знали, где сбывать свою продукцию — а тут образовался новый, почти ненасытный рынок. По хорошим «кризисным» ценам в СССР стало поступать самое передовое оборудование, что существенно ускорило темпы индустриализации. В 1932 году, на пике депрессии, Советский Союз импортировал 50 % всей мировой машиностроительной продукции, а США вывозили в СССР три четверти всех производимых станков. Кроме того, на волне безработицы, работать на социалистическое государство приехало множество первоклассных иностранных инженеров.

Но этот «подарок судьбы» решил лишь одну из трех основных проблем индустриализации — технологическую. Две других никуда не делись. Во-первых, скудость финансовых ресурсов; во-вторых (и это главное), дефицит трудовой силы в отдаленных, малообжитых регионах, где находились основные стройки. Обе проблемы были связаны: у государства не имелось денег и средств, чтобы привлекать рабочих хорошими материальными условиями.

Сверхцентрализованное государство «ордынского» типа (а к началу тридцатых годов СССР восстановил один за другим все признаки этой модели) сильнó своей повышенной способностью к концентрации усилий в заданном властью направлении. Поскольку все материальные и нематериальные ресурсы были сосредоточены на развитии промышленности, она — вернее, некоторые ее отрасли — действительно росли стремительными темпами, однако темпы эти далеко отставали от заданных параметров, и чем дальше, тем больше.

После первого рывка во второй половине 1930 года наметилось замедление. Предполагалось, что за этот год объем производства взлетит на заоблачные 32 %, на деле же получилось около 20 % — тоже много, но «пятилетки в четыре года», да и в пять, никак не выходило.

Вместо назначенных 180 % к 1932 году промышленность выросла на 100 % (даже меньше, чем по забракованному «отправному» плану), машиностроение на 170 % вместо 230 %, чугуна выплавили 6 миллионов тонн вместо 17 миллионов, электроэнергии вместо 22 миллиардов киловатт выработали только 13,5 миллиардов. К тому же в народном хозяйстве из-за нарушения баланса перекосились все пропорции. Множество заводов стояли недостроенными, дорогостоящие проекты замораживались из-за нехватки капиталовложений и рабочих рук. Легкая промышленность из-за недофинансирования «просела», обострился дефицит повседневных товаров. Хуже всего, что сократилось сельскохозяйственное производство (о причинах будет рассказано в следующей главе), так что о сытых временах НЭПа пришлось забыть.

Чтобы снять с себя ответственность за провалы и неудачи, партия и правительство поступили точно так же, как во время кризиса хлебозаготовок, когда вину возложили на «кулаков». На самых проблемных участках «фронта индустриализации» виновниками объявили скрытых врагов из числа «спецов» — инженеров. Состоялась череда судебных процессов над «саботажниками» и «вредителями», широко освещавшаяся в прессе и сопровождавшаяся митингами «разгневанного народа».

Первое судилище устроили в 1928 году в связи с бедственным положением в горнорудной промышленности. Несколько сотен технических специалистов были арестованы по сфабрикованному «Делу об экономической контрреволюции в Донбассе». Процесс получил название «Шахтинского дела». Чекисты придумали целую вражескую организацию, связанную с белой эмиграцией и иностранными разведками. Пятеро обвиняемых были расстреляны, многие отправлены в тюрьму. По тому же рецепту проводились дела о «вредительстве» на оружейных заводах и на железнодорожном транспорте.

В момент, когда у пятилетки начались серьезные проблемы, в 1930 году, органы ОГПУ изобрели некую подпольную «Промышленную партию», якобы объединявшую 2000 специалистов-«вредителей», которые своими кознями срывали темпы индустриализации. Огромное следствие разделилось на множество судебных процессов поменьше — практически во всех отраслях промышленности.

Всё это были не столько расправы (хоть пострадало множество невинных людей), сколько, выражаясь по-современному, пиар-акции, объяснявшие народу, что во всех неудачах виноваты враги. В конечном итоге проблему с невыполнением пятилетнего плана власть решила незамысловато. На исходе 1932 года, пользуясь монополией на информацию, правительство вдруг мажорно сообщило народу, что всё намеченное блестяще осуществлено с опережением сроков — за четыре года и три месяца. Проверить эти сведения было некому, а тех, кто мог бы публично усомниться в их достоверности, в стране уже не осталось. Так во все учебники истории потом и вошло, что первая пятилетка завершилась блестящим успехом.

И всё же, хоть мегаломанский план и провалился, достижения индустриализации были впечатляющими — особенно на фоне Великой Депрессии, охватившей капиталистическую экономику.

За неполных пять лет возникли новые отрасли промышленности: тракторная, автомобильная, авиационная, танковая. Появились мощные электростанции, были построены или полностью реконструированы полторы тысячи заводов и фабрик — даже больше, чем планировалось. На востоке — в Кузнецке и Магнитогорске — возникла и начала работать вторая индустриальная база, которая спасет страну во время войны, после потери Донбасса.

Тут же был объявлен план