Вера Гитлера в мировой сионистский (еврейский) заговор позволяет объяснить и другие его военные «ошибки». Вот лишь один пример. США воздерживались от участия в разразившей войне вплоть до тех пор, пока Япония, бывшая тогда союзницей Германии, не совершила нападение на американский флот в гавани Перл-Харбор на Гавайях в декабре 1941 г. Президент Рузвельт, естественно, объявил Японии войну. При этом он знал о предубеждении против вмешательства США в европейские конфликты, до сих пор сохранявшемся в американском обществе. Он не стал объявлять войну Германии. Однако Гитлер тотчас же сам объявил войну США, нажив себе врага в лице сильнейшей державы мира. Поступая так, он стремился разоблачить президента Рузвельта, который, по его словам, опирался на «совершенно сатанинское коварство» евреев. Таким образом, чтобы удовлетворить свою жажду расправы с евреями, Гитлер вынужден был вступить в войну против Соединенных Штатов.

Президент Рузвельт уже давно видел в гитлеровской Германии угрозу своей стране, хоть большинство его соотечественников не разделяли опасений своего лидера. Теперь же, когда США вступили в войну, Черчилль и Рузвельт договорились, что в первую очередь они разгромят Гитлера и будут в то же время вести сдерживающую войну против Японии. Таким образом, большая часть войска, высадившегося в оккупированной гитлеровцами Франции в 1944 г., принадлежала США. Командовал им также американец – Дуайт Эйзенхауэр.

Теперь Гитлер должен был воевать на два фронта. Несмотря на то, что война была безоговорочно проиграна, его армия твердо сражалась до самого конца. Американские войска, наступавшие с запада, и советские войска, наступавшие с востока, встретились в Германии в апреле 1945 года. Русские дошли с боями до центра Берлина, где в бункере скрывался Гитлер со своими приближенными. Фюрер не очень переживал из-за того, что затеянная им война довела Германию до страшного опустошения. Вина лежала на немецком народе, который подвел его, и потому не заслуживал жить дальше. Чтобы не попасть в плен, Гитлер покончил с собой.

Нацистский режим, с одной стороны, вписывается в общеевропейскую модель того времени, но в чем-то он представляет собой исключение. Практически во всех европейских странах в межвоенное время демократия уступила место фашистским и авторитарным режимам. Все же представительное правление, не говоря уже о демократии, имело к тому моменту довольно слабые корни. К тому же демократии приходилось прокладывать себе дорогу в том числе в тех странах, которые были созданы совсем недавно по условиям Версальского договора. И в то же время нацизм стал наиболее опасным и губительным явлением XX в. С одной стороны, это произошло потому, что в руках нацистов оказалась величайшая европейская держава, народ которой имел все основания испытывать реваншистские настроения, с другой – потому что ее лидером оказался Гитлер – злой гений, не знающий аналогов в мировой истории. Почему такой человек смог прийти к власти, вроде бы вполне понятно. А вот как ему удалось осуществить свое намерение истребить евреев, кажется, находится уже за пределами нашего понимания. И потому Холокост по-прежнему волнует и ужасает нас.

* * *

Гитлер не просто не сумел уничтожить русских коммунистов, он еще и привел Красную армию в самое сердце Европы. Русские установили коммунистические режимы в тех странах, которые они освободили от нацистов: в Польше, Чехословакии, Венгрии и балканских странах, за исключением Греции. Германия была разделена на коммунистический восток и капиталистический запад. В 1946 г. Черчилль заявил, что Европу теперь разделяет «железный занавес».

Однако вскоре, в 1951 г., был поднят другой важный «занавес». Франция и Германия, давние враги, достигли ключевого соглашения, договорившись о совместном использовании угля и железа и прекращении гонки в деле выплавки стали. Из этого начинания родился Европейский общий рынок (1958), куда вошли шесть европейских стран; Франция и Германия стали ядром новой организации. Благодаря этим экономическим преобразованиям Германия начала возвращаться в европейское сообщество и налаживать мирные отношения с другими странами. Экономическое сотрудничество этих государств вылилось в создание Европейского союза (1993) – политической организации, которая в перспективе могла бы стать Европейской федерацией.

В конце 1980-х гг., когда в Советском Союзе началась Перестройка и он перестал поддерживать коммунистические режимы Восточной Европы, все они довольно быстро канули в Лету. Бывшие страны социалистического блока обратились с просьбой вступить в Евросоюз и были приняты. Падение коммунистических режимов привело не только к освобождению миллионов людей, освободилась и вся Европа – от страшного учения, согласно которому европейская цивилизация была всего лишь аппаратом угнетения, на смену которому – через беспощадную диктатуру – должно прийти рабочее государство всеобщего равенства.

Вопрос о том, какой властью должен обладать Европейский союз, до сих пор остается предметом споров. Сама идея такого союза направлена против националистической идеологии, из-за которой разразилась война, однако может ли государство успешно развиваться, если у его жителей нет объединяющего чувства? Может ли на смену национальной идее прийти некий общеевропейский дух, который станет опорой новой федерации?

В 2004 г. страны-участницы Евросоюза составили официальную конституцию – единый документ, который был призван сделать его более сплоченным и заменить различные соглашения, регулировавшие жизнь ЕС до этого. Для принятия конституции нужно было получить согласие всех стран-участниц. Французы и голландцы в ходе народных референдумов выступили против, так что этой инициативе не суждено было реализоваться. Тогда было принято другое соглашение, куда вошла лишь часть мер, предусмотренных конституцией. Возможно, страны Евросоюза также переоценили свои силы, введя общую валюту – евро, поскольку не существует центральной власти, которая была бы ответственна за ее обеспечение.

В проекте еще не принятой конституции Европейского союза, как это обычно бывает, есть преамбула. Естественно, шли споры о том, что стоило в нее включить, ведь европейская цивилизация имеет так много разных корней. Папа хотел упомянуть христианство. Германия бы согласилась с этим, однако Франция – родина и колыбель Просвещения – выступила резко против. Поэтому в преамбуле сказано не о христианстве, а менее определенно – о «религиозном наследии» Европы, которое перечисляется наряду с наследием гуманистическим и культурным. Наибольшее отражение получили здесь идеи Просвещения: Европа, приверженная «общечеловеческим ценностям, нерушимым и неприкосновенным правам личности», следует по пути «прогресса и процветания». А национализм будет преодолен, поскольку, «гордясь своей национальной самобытностью и историей, народы Европы полны решимости преодолеть былые различия и, еще сильней объединившись, выковать свою общую судьбу».