Вот только некоторые из множества подобных дел. Собрался однажды помещик Суханов на охоту и прихватил с собой 12-летнего мальчика. Ребенок в чем-то провинился перед барином — как утверждали свидетели, упустил зайца. Взбешенный господин свалил его на землю ударом ружейного приклада и стал избивать ногами по груди и животу, причем кричал: «издыхай скорее!» Мальчик без сознания пролежал долго на земле, а после окончания охоты помещик сначала взял его к себе в дрожки, но тот от слабости все время заваливался в сторону, чем опять раздражил Суханова. Барин столкнул мальчика на землю, снова крикнув ему: «Ну, издыхай скорее» — и уехал. Несколько дворовых слуг принесли мальчика домой к его матери, но через два дня он умер. «Врач и заседатель, по обыкновению, приехали через неделю, когда тело, будучи в теплой избе, достаточно уже разложилось, признаков побоев не открыли, хотя бывшие при осмотре понятые и указывали на животе, ниже пупа, над тайным местом синие по обе стороны в ладонь пятна. На это замечание стряпчий с криком и бранью отвечал им: «Разве вы не видите, что болезнь его испортила?» А когда крестьянин Петров тоже указывал на это место, то заседатель закричал на него: «Ты здесь доказываешь, а недоимки не платишь», — ударил его по щеке, а по окончании осмотра отправил в сарай и велел выпороть. Сам Суханов принял и другие меры… всем крестьянам, знавшим и видевшим событие, строго было приказано молчать под опасением «содрать шкуру».

Крестьянин другого помещика, Плужникова, прибежал к священнику с просьбой причастить умирающего односельчанина Николаева, избитого барином. На исповеди умирающий признался, что умирает от побоев господина, но просил никому не говорить об этом, если выживет. Николаев умер, и началось следствие. Лекарь, конечно, не обнаружил на трупе никаких признаков избиения и причиной смерти определил горячку. Но при вторичном осмотре тела следователем были выявлены на теле «боевые знаки и пятна» около глаз, груди, ушей и на левом боку. Однако вскрытия не производилось из-за отсутствия врачей, а когда их отыскали, тело разложилось настолько, что никаких выводов уже сделать было нельзя. Плужников остался безнаказанным.

В пруду рязанских помещиков Кармалиных нашли труп маленькой крестьянской девочки Улиты. По свидетельству крепостных Кармалиных, ребенок был убит господами и сброшен в пруд. И хотя при осмотре врачом на теле были выявлены следы сильных прижизненных повреждений, дело закончилось оправданием «за недостатком улик». Доведенные до отчаяния жестокими наказаниями крестьяне помещика Шиловского жаловались губернатору на своего господина. Результатом этого обращения к защите государственной власти стало то, что жалобщиков отдали под суд «за бунт», правда, в то же время уездному предводителю дворянства было предписано внушить Шиловскому, «чтобы он в рассуждении людей и крестьян своих употреблял более снисхождения, нежели строгости».

Помещики Польские творили у себя в имении настоящие бесчинства, подвергая крепостных всевозможным издевательствам. Они секли их розгами и плетьми, били палками или просто кулаками и ногами, драли за волосы крестьянок и обривали им головы, после порки иссеченное тело часто поливали водкой! Когда две дворовые девушки после очередного избиения решили пожаловаться на владельцев предводителю дворянства, тот нашел возможным только под конвоем отправить их обратно в имение господ Польских. Те в наказание посадили их на цепь, одели на шею рогатки и продержали так около месяца на хлебе и воде, причем заставляя в этом положении прясть нитки для господского обихода. На Пасху жестоко выпороли 11-летнего мальчика… В ответ на запрос из канцелярии губернатора, куда дошли все-таки сведения о поведении этих дворян, уездный предводитель дворянства увернно сообщал, что «со стороны Польских особых жестокостей не обнаружено», а любые вмешательства в их отношения с крепостными нежелательны, так как «могут дать повод крестьянам к явному неповиновению».

Дворянская круговая порука была так сильна, что с ней трудно было бороться даже губернатору, если он вдруг решался приостановить помещичий произвол. Помещик Владимирской губернии Карташев, по свидетельству сторонних свидетелей, в том числе нескольких духовных лиц, творил у себя в имении «столь жестокие и бесчеловечные побои», что одни из его крепостных умерли насильственной смертью, а другие бежали. И несмотря на то, что владелец переселял туда постоянно новых крестьян, население усадьбы не увеличивалось и многие дворы стояли пустыми. Те из крестьян Карташева, кто не был засечен и не подался в бега, многие сидели в заключении в поместной тюрьме и питались только подаянием, которое приносили им родные или вовсе сторонние люди, прохожие и жители соседних сел. Остававшиеся на свободе крестьяне Карташева были так разорены помещиком, что забросили хозяйства и также перебивались милостыней, причем свидетели утверждали, что приходящие за милостыней карташевские люди по большей части были иссечены. У некоторых были переломаны руки, а одна дворовая женщина была так избита, что «наподобие бессловесных животных едва могла ползать на руках и ногах». По показаниям очевидцев, помещик бил ее палкой и переломил «спинную кость», отчего она была все время в согнутом положении. Но Карташев и за это ее неоднократно избивал, а увидев как-то на работе в поле согнувшейся, «ударил раза четыре ружейным прикладом, отчего и ныне раны есть».

Крестьяне подали жалобу на помещика в руки губернатора графа Салтыкова. После проведенного расследования все обвинения подтвердились, и Салтыков приказал Карташева арестовать, а доказательства передать в уездный суд. Но через несколько месяцев выяснилось, что дело никак не продвинулось из-за сознательного бездействия чиновников. Пока разгневанный таким откровенным саботажем его распоряжений губернатор расправлялся с судейскими, Карташев при помощи соседей-дворян обратился с прошением прямо к императрице, в котором обвинял Салтыкова в пристрастном отношении к нему, разорении усадьбы и едва ли не в подготовке крестьянского бунта. Екатерина II приказала Карташева из-под ареста освободить, и хотя впредь до окончательного решения дела от управления усадьбой его отстранить, но обеспечить исправное получение помещиком доходов от своего имения.

Карташев сразу после освобождения отправился в Петербург и здесь развил такую активную деятельность, что скоро сенат потребовал от Салтыкова объяснений в его действиях, и губернатор вынужден был оправдываться в том, что он принял жалобу от крестьян и начал расследование всего дела.

Другой случай также характерен. Влиятельный и богатый помещик, князь Гагарин, как сообщалось в секретном отчете о его образе жизни, «людей своих содержит весьма неприлично, люди не имеют пристойной одежды, изнурены работами, помещик обходится с ними весьма жестоко». Он также «часто и безвинно наказывает людей своих собственноручно арапником, плетью, кнутом, палкою и вообще чем попало». Примечательно, что почти одновременно с этим дворяне-соседи Гагарина характеризовали его совершенно иначе, заявляли, что князь «довольно был попечителей о состоянии крестьян»…

На самом деле, кроме того, что князь порол и избивал своих крестьян, он также сажал их на цепь, морил голодом и широко использовал другие способы «взыскания», распространенные в помещичьей среде, но все как-то обходилось без смертельных исходов, по крайней мере явно связанных с наказаниями. Наконец крепостной человек Андрей Федоров был найден повешенным. Хотя многое, в том числе показания некоторых свидетелей, указывало на насильственную гибель по воле помещика, дело оставили без расследования «за неимением улик», а Федорова объявили самоубийцей.