Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Верно. Но все-таки они тебе доверяют, — сказал Грамматикус. — Ты никогда не задумывался, почему они позволили тебе это сделать?
— Сделать что?
— Побрататься со мной. Обедать со мной каждый день.
Сонека скроил печальное лицо.
— Я не спрашивал. При всем уважении, я такой же пленник, как и ты.
— Но ведь ты должен был подумать об этом, — настаивал Джон.
— Я полагаю, — ответил Сонека, — они решили, что ты больше расскажешь мне, чем любому из них, как человек человеку.
— Кем бы я ни был на самом деле, — фыркнул Грамматикус.
Сонека посмотрел на него.
— Действительно, я спросил у них разрешения. Они не похожи на меня, они даже не едят, во всяком случае, я этого не видел. Первые несколько дней я обедал один, а потом относил еду тебе. Было бы глупо не объединить эти два дела.
— И они разрешили?
— Они согласились. Конечно, я быстро понял, чего они хотят на самом деле. Они хотели, чтобы я наладил с тобой взаимоотношения, чего никто из них лично не смог бы сделать.
— И их не беспокоит то, что я могу на тебя как-то… как-то повлиять?
Сонека посмотрел Грамматикусу в глаза.
— Подозреваю, что они на самом деле этого хотят.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты не посмеешь ничего предпринять с одним из них, но с обычным оперативником… Наверняка им очень интересно, на что ты способен, что еще они смогут узнать о тебе.
Грамматикус поджал губы.
— Ты очень восприимчив, Пето. Так ты думаешь, что неким образом угодил ко мне в рабство?
Сонека пожал плечами:
— Откуда мне знать? Я знаю, что ты опасный человек, способный достичь словами того, чего не могут сделать титаны лорда-командира. У меня такое впечатление, что мы просто разговариваем как друзья. Не думаю, что ты добиваешься чего-то другого.
Джон кивнул:
— Конечно.
Немного погодя Грамматикус резко остановился и оглянулся через плечо.
— В чем дело? — спросил Сонека.
— Я думал… — начал Джон. — Думал, что слышал…
— Слышал что?
— Мне казалось, что я слышал ее. Она звала меня, — ответил агент Кабала.
— Джон, это просто твое воображение.
За время долгого пути от тюремного отсека к залу для совещаний они не встретили никаких признаков жизни, не считая двух гладких, похожих на пауков сервиторов, и жужжащего кибердрона, промелькнувшего у них над головами и скрывшегося в конце коридора.
Вход в зал для совещаний был закрыт огромным противовзрывным щитом с выгравированной гидрой на маслянистой поверхности. Сонека уже видел большинство отсеков баржи, и все они выглядели простыми и функциональными. Это было первым увиденным им украшением.
Когда они приблизились, щит начал подниматься, зубчатые опоры выходили из отверстий в палубе.
Он поднимался подобно решетке крепостных ворот.
Зал за ними был погружен в полумрак, хотя сразу становилось ясно, что он огромен.
На расстоянии двадцати метров от входа на массивном стальном троне сидел одетый в доспехи Альфарий, освещаемый янтарным светом одинокой лампы. Шлем лежал по правую руку от него.
— Ближе.
— Джон Грамматикус, лорд, — начал Сонека.
— Благодарю тебя, Пето. Останься.
Сонека кивнул и отошел в сторону.
— Джон, — сказал Альфарий.
— Лорд примарх.
— Думаю, пора подводить итоги, — сказал Альфарий. — Твое содействие учтено.
— И я буду продолжать помогать вам по мере сил, — сказал Грамматикус.
— Мы находимся на высокой орбите указанного тобой мира, — начал Альфарий, — а флот экспедиции прибудет примерно через девять часов. Как только он будет здесь и займет позиции, мы начнем высадку на планету.
Грамматикус сглотнул.
— Это говорит о подготовке к войне, как и ваша броня.
Альфарий кивнул:
— Я не хочу войти в неизвестность безоружным, Джон. Ты сообщил мне, что Кабал просил привести меня сюда. Сказал, что они хотят обсудить со мной важные вопросы. Я люблю дискуссии и буду рад возможности познакомиться с новыми разумами и идеями, но я не дурак. Имперская Армия и мой Легион готовы. Малейший намек на неискренность и предательство с вашей стороны, и ваш Кабал, если, конечно, он здесь, будет уничтожен.
— Делайте то, что считаете нужным, лорд. Но я могу сказать, что Кабал не сочтет угрозу приятной. Они предпочли бы начать переговоры с вами без действующего на нервы присутствия армии. Впрочем, думаю, что Кабал принял во внимание такую возможность. Они считают вас полководцем, и вы будет действовать так, как вам диктует ваша природа. В конце концов, именно это ваше качество особенно их интересует.
Альфарий снова кивнул и поднял левую руку.
— Значит, мы сделали первые шаги к взаимопониманию.
Раздалось несколько тяжелых металлических ударов, и в комнату начал проникать свет. Вся правая стена втягивалась в потолок. Сонека понял, что огромные противовзрывные затворы ранее загораживали обзорный экран. Свет, желтый и не слишком-то яркий, подобно летнему туману, лился из-под затворов и медленно наполнял зал.
Зал для совещаний оказался большим, как и ожидал Пето, с черным решетчатым полом, переборками из кованого металла и сводчатым потолком. Теперь он купался в дымчато-золотистом свете. У внутренней стены, за внушительным, но безыскусным троном Альфария, стояли тридцать пять закованных в броню Астартес, казавшихся монументальными статуями. Все это время они безмолвно стояли во тьме.
Все они были капитанами или командирами отрядов. Сонека узнал Пека и Герцога по знакам их рот, Омегона по почти черной броне и Ранко в огромном доспехе терминатора. В золотистом свете космодесантники сияли подобно призрачным видениям.
Грамматикус тоже смотрел на них. Сонека увидел в его глазах внезапную вспышку страха.
Альфарий поднялся. Затворы полностью втянулись в потолок, и вид через огромный обзорный экран был столь же поразительным, как и огромные воины, появившиеся из тьмы. Эта часть космоса, куда более глубокого, чем когда-либо видел Сонека, была наполнена далекими звездами, отсюда казавшимися песчинками. Потоки сияющего газа, многоцветного и неуловимого как крылья мотылька, тянулись через космос, накрывая звезды подобно вуали, из-за чего некоторые планеты блестели, как многогранные драгоценные камни, оттеняя другие, тусклые, как галька.
Рядом, на расстоянии примерно ста пятидесяти миллионов километров, светило бледно-красное солнце, благодаря которому все казалось погруженным в янтарь. Гораздо ближе, прямо под кораблем, лежала ночная сторона планеты. Альфарий указал на солнце. Гололитические графики немедленно высветились на обзорном экране, сделав набросок звезды и зафиксировав ее. Строчки вычислений и блоки статистических данных заполнили экран.