— Это больше похоже на лимонад, — согласился Филипп, принимая из рук Рауля высокий стакан с шипящим желтым напитком. — Мадемуазель, хотите немного моего настоящего лимонада?

— Выглядит чудесно, — сказала я, — но мне не хотелось бы обижать твоего кузена.

Рауль, ухмыльнувшись, подал мне бокал шампанского:

— Не думаю, что вы привыкли к этому, но не могу же я сделать залогом вашего обета что-нибудь другое.

— Залогом обета? — спросил Филипп. — А что это такое?

— Это когда клянутся, — ответила я. — Дают обещание.

— А сейчас тост, — сказал Рауль, поднимая бокал, так что в тысяче пузырьков словно заплясали языки пламени. — Встань, Филипп, чокнись с мисс Мартин, потом со мной... а теперь выпей за наши обеты и за то, чтобы мы их соблюдали как можно дольше.

Филипп, удивленный словами Рауля, послушно отпил лимонад, потом нерешительно перевел глаза с Рауля на меня, посмотрел вниз, на поднос, который официант поставил на низенький столик перед камином.

— А когда мы начнем наш пир?

— Прямо сейчас, — решительно сказала я и уселась на кровать.

Даже без царицы всех лимонадов это был самый чудесный пир. Празднование нашей помолвки, состоявшееся в спальне моего питомца, при лунном свете, в отблесках огня, жарко пылавшего в камине, — для меня это был такой же волшебный праздник, как пир, устроенный Порфиро для Модлин в канун дня Святой Агнессы сотни лет назад. Но еда была намного лучше. Не помню, ели ли вообще что-нибудь влюбленные в Святую Агнессу, но мы с Филиппом уничтожили устрашающее количество деликатесов, которые щедрая рука Рауля положила на поднос.

Он сделал весьма удачную попытку принести «всего понемножку». Помню, там были тоненькие ломтики поджаренного хлеба с холодной, истекающей маслом спаржей; мясные раковинки с начинкой из безе, вкуснейшей смеси крабов и чего-то еще; хрустящие пирожки, пузатые от начинки из жареных грибов, цыплят и омаров; булочки с миндалем; небольшие запотевшие бокалы с чем-то вроде клубничного джема с ликером; покрытые нежным пушком персики, сверкающие в гнездах из темных листьев; виноград, замороженный с сахаром, обволакивающим ягоды корочкой, блестящей в лунных лучах, как россыпь алмазов.

Мы с Филиппом ели, издавая радостные восклицания, болтали конспиративным шепотом. Рауль, сидя в непринужденной позе в кресле у огня, курил и пил шампанское, созерцая наши восторги снисходительно и немного свысока, словно мы с Филиппом были ровесники, а он — добрый дядюшка, с удовольствием наблюдающий за тем, как мы наслаждаемся.

Я сказала это Раулю и добавила обвиняющим тоном:

— Объевшийся дух принес всю эту роскошь Аладдину, умирающему от голода у себя на чердаке; или он жил в подвале?

— Насколько я помню, — лениво сказал Рауль, — он был в прачечной своей матушки. Сегодня вы очень романтичны, мисс Мартин.

— Напомни мне об этом позже, когда я буду чувствовать себя... более приземленной.

— Еще шампанского? — засмеялся он.

— Нет, спасибо. Это было чудесно. Чудесное шампанское, чудесный ужин. Филипп, если сегодня ночью тебе привидится какой-нибудь кошмар, утешайся тем, что ты это заслужил.

— Мне кажется, что господин граф де Вальми уже мирно спит, — сказал Рауль.

Филипп, свернувшийся калачиком на ковре, прислонив голову к моему колену, уже некоторое время подозрительно молчал. Я нагнулась над ним. Длинные ресницы веером раскинулись по детским щечкам, он дышал мягко и ровно. Я подняла глаза на Рауля и кивнула. Он встал, потянулся и бросил сигарету в догорающий огонь.

— Давай положим его в постель. — Рауль немного постоял, глядя на спящего на полу ребенка. Он казался очень высоким в отсвете тлеющих в камине углей рядом с Филиппом, лежащим у его ног. — У него бывают кошмары?

— Так он говорит. Кто-то приходит к нему ночью и трогает его. Довольно неприятно.

Глаза Рауля на минуту остановились на моем лице, но казалось, что он меня не видит.

— Ну, раз ты так говоришь...

Наклонившись, он взял на руки ребенка, легко поднял и понес к постели.

Угол комнаты, где мы сидели, находился в глубокой тени, его освещали лишь слабые блики догоравших в камине поленьев. Позади нас белый столб лунного света медленно приблизился к нам. Кровать теперь была целиком освещена белым сиянием.

Рауль пронес спящего Филиппа через всю комнату. Он был уже рядом со светлой полосой лунного света на полу, отделяющей светлую часть комнаты от темной, — граница между ними была похожа на черту, отделяющую белый квадрат от черного на шахматной доске. Но в это время еще одна тень вклинилась в полосу света, разделив ее надвое. Кто-то подошел к балконной двери и остановился, преграждая путь лунному лучу.

Тень, которая словно бросилась под ноги Раулю, напугала его. Он резко повернулся. Голова мальчика, мертвенно-бледного в белом зареве луны, беспомощно качнулась у него на плече. Истерически-визгливый голос Элоизы де Вальми произнес:

— Рауль? Что ты здесь делаешь? Что случилось?

Она стояла к свету спиной, и я не могла видеть ее лица, но рука, крепко сжавшая портьеру, была похожа на когтистую лапу коршуна. Другой рукой она схватилась за грудь жестом, который я уже видела раньше.

— Ничего. А что должно было случиться? — медленно сказал Рауль, не отрывая от нее взгляда.

— А что с Филиппом? — хрипло спросила она.

— Милая моя Элоиза, абсолютно ничего. Он спит.

Я сочла лучшим не ждать, пока меня обнаружат, и встала. Заметив движущееся белое пятно моего платья, она конвульсивно дернулась и вскрикнула, словно задыхаясь.

— Потише, — сказал Рауль, — ты его разбудишь.

Я вышла вперед, к освещенному пространству.

— Мне очень жаль, что я напугала вас, мадам.

— Вы тоже здесь? Что происходит? Что-то случилось?

Рауль улыбнулся ей:

— Просто праздничный ужин, вот и все. Тайная вечеря втроем. Филипп чувствовал себя немного одиноким и оставшимся без праздника, поэтому мы с мисс Мартин решили включить его в число веселящихся, вот и все. Он только что уснул. Подними одеяло, Линда, и помоги мне снять с него халат.

— Я услышала голоса. — Элоиза де Вальми как-то затравленно огляделась. — Мне показалось, что я слышу разговор. Я хотела узнать... — Ее взгляд упал на столик рядом с камином, на котором стоял поднос с бутылками, пустыми бокалами и уже опустошенными серебряными блюдами. Она повторила: — Праздничный ужин? Вы действительно устроили праздничный ужин?

Рауль натянул одеяло на Филиппа, укрыв его до самого подбородка, похлопал по одеялу и повернулся.

— Конечно. Утром у него может немного заболеть живот от этих пирожков с омарами, но, думаю, это не такая уж высокая плата за испытанное удовольствие. — Посмотрев на меня, он добавил: — А теперь давай снова спустимся в зал.