У нас с чукчами тоже завязалась меновая торговля: наши припасы истощились, и нам необходимо было купить оленей. Захватив с собой кирпичный чай и сахар, мы отправились к ним на берег и тут при помощи переводчика-казака объяснили, что нам требуется несколько битых оленей. Дело живо сладилось, и несколько чукчей сейчас же отправились на пастбище, чтобы пригнать к нам все стадо, состоящее из 500—600 голов... Оригинален был вид массы оленей: издали слышалось какое-то трение, топот, хрюканье вроде свиного; все стадо шло странным перемещением, один олень вытеснял другого, все кружились медленным зигзагообразным движением. Вид их в то время был очень некрасив: олени линяли и вместо красивой бархатистой шерсти у них висели какие-то грязно-бурые клочья. Рога у оленей ветвистые, сильно развитые, были покрыты шерстью (после линяния кровеносные сосуды на рогах закупориваются, отчего последние обнажаются, совершенно освобождаясь от шерсти, и получают от этого более красивый вид).

Величиной олени были с доброго теленка... Замечательная ловкость, с какою чукчи убивали оленя! Поймав при помощи аркана молодого оленя, они притягивали его к себе, валили на землю и, заложив ему ногу за рога, сильным верным ударом ножа в сердце моментально поражали насмерть. Дальнейшее брали на себя женщины: они быстро, ловко и красиво свежевали убитого оленя, управляясь при этом с таким знанием дела и мастерством, что им позавидовал бы любой искусный хирург. Через полчаса 4 оленя лежали в шлюпках и мы возвращались на корабль... Кроме кочевых чукчей, в бухте Св. Лаврентия живут и оседлые — вид их чище и франтоватее.

В бухте Св. Лаврентия мы простояли более недели и не без удовольствия ушли обратно в Петропавловск.

Командорские острова

Вернувшись с Чукотского полуострова, мы собирались недельки полторы постоять в Петропавловске, чтобы отдохнуть и хотя немного пожить человеческою жизнью. Офицеры уже мечтали об охоте и о партии в винт на берегу. Старший офицер приготовился засесть за составление расписания стрельбы, десанта и других учений, требуемых программой морского плавания и необходимых для смягчения сердца сурового адмирала, который по возвращении во Владивосток должен был произвести нам смотр. Но все эти мечты пропали с приходом шхуны «Беринг», привезшей командиру известие об убийстве на Командорских островах нескольких алеутов и о поимке хищнической японской шхуны, занимавшейся ловлей котиков. Надо было принять серьезные меры, так как начальник Командорских островов сообщал, что вокруг островов ходят еще несколько японских шхун.

Сейчас же было отдано приказание спешно заняться погрузкой угля и съестных припасов, и на следующий день едва забрезжил рассвет, мы снялись с якоря и ушли в крейсерство к Командорским островам. Погода стояла тихая, и ничто не угрожало нашему спокойному плаванию. Но как водится в северных морях, вдруг неожиданно начал находить густой-прегустой туман, о котором имеют представление лишь моряки, побывавшие в Охотском море, — и нашему транспорту пришлось уменьшить ход. Хотя в тех широтах, где мы были, и нет почти никаких судов, но тем не менее осторожность требовала принять все меры, чтобы не наскочить в густом тумане на какое- нибудь случайное судно. На баке все время били «рынду», вахтенный начальник пытливо смотрел вперед, и мы медленно подвигались в атмосфере какого-то молока, сквозь которое ничего нельзя было различить.

Вскоре пришлось совсем уменьшить и без того малый ход. К вечеру поднялся легкий ветерок, который ночью засвежел и развел чрезвычайно сильную волну. Наш транспорт стал зарываться в воду, и его, точно маленькую щепку, начало бросать и раскачивать из стороны в сторону. Так шли мы три дня, и лишь на четвертый день показались неясные очертания острова Беринга, на который у нас был проложен курс. Поздно вечером мы стали на якорь, но осторожный командир не позволил прекращать паров, и всем офицерам вместо отдыха пришлось по-прежнему сменяться на вахте и зорко смотреть за погодой.

На Командорских островах нет хороших защищенных гаваней, и смена погоды здесь так неожиданна, что все время приходится быть начеку, и лишь задует ветерок, сейчас же сниматься и уходить в открытое море, — иначе судно сорвет с якоря и разобьет о камни, в большом количестве разбросанные у берегов. И как бы в подтверждение опасений нашего бывалого командира, на берегу действительно лежала шхуна, беспомощно накренившаяся набок и, видимо, потерпевшая крушение. Как оказалось потом, это была та самая хищническая шхуна, про которую сообщал начальник Командорских островов и которую алеуты отбили у японцев и привели на остров Беринг. Шхуна была совершенно новая и хорошей крепкой постройки, но во время недавнего шторма, в который попали и мы, ее сорвало с якоря и выбросило на берег. Стража — два алеута — погибли, а сама шхуна, уже отчасти занесенная песком, лежала поломанная на берегу.

Первая ночь нашего пребывания на острове Беринга прошла вполне спокойно. Утром ярко засветило солнце, и море, видимо, успокоилось. Съехать на берег уже было безопасно, и потому командир разрешил иметь сообщение с берегом, тем более что необходимо было отправить судовую комиссию для осмотра разбитой шхуны и составления соответствующего акта. Минут через 10 мы на своей четверке[88], подхваченные буруном, катившимся с шумом у самого берега, осторожно пристали к шхуне.

На берегу нас ожидала толпа алеутов, праздно глазевших на прибывшее военное судно. Небольшие, с черными глазами, смуглые, черноволосые алеуты напоминали собой не то цыган, не то японцев. Одеты они были в обыкновенные русские пиджаки и картузы и своим видом, в общем, не представляли ничего странного и дикого. Женщины в ситцевых платьях не без лукавства посматривали на наших здоровяков-матросов, но среди них красивых не было почти ни одной. Вообще вся толпа алеутов говорила о слабости и вырождении, к которым быстро влекут их различные болезни вместе с пагубной страстью к вину.

Все алеуты неразвиты, беспомощны, ленивы и легкомысленны, как дикари. Нравы среди них не отличаются чистотой, и за бутылку водки алеут готов на все. Заработки идут здесь на минутные удовлетворения страстей, и зажиточных среди населения совсем нет. Все они в долгу у котиковой компании, которая снабжает их как припасами, так и всякой ненужной дрянью в виде духов, туалетного мыла, одеколона, пудры и др. Над ними нужна опека, как над детьми, но, к сожалению, ее нет, и о нуждах бедных алеутов мало заботятся.

И Беринг, и Медный представляли невероятно унылый, ужасный вид. Это были буквально «Чертовы острова», и все служащие смотрели на них, как на каторгу. Присланный незадолго перед нами чиновник, из классных фельдшеров, от скуки и бездельной жизни допился до белой горячки и кончил свою здешнюю службу сумасшествием. Остальные были тоже не без странностей: видимо, жизнь без всяких развлечений и удобств, с одними лишь помыслами о насущном куске хлеба наложила на них сильные, заметные следы.

На острове Беринге кроме начальника Командорских островов живет еще помощник, доктор, дьякон, акушерка и представитель Котиковой компании.

Эта Котиковая компания здесь всесильна, и самые Командорские острова существуют чуть ли не исключительно для нее. На островах находятся лежбища котиков, которые сданы в аренду компании, и она здесь занимается их убоем. Благодаря этому никаких других промыслов не может существовать, и все приносится в жертву этой всесильной компании. На острове Медном, например, находятся богатейшие залежи меди и другие минеральные богатства, но все они из-за Котиковой компании лежат скрытые в земле и не разрабатываются. Ведь эта компания кормит как начальство, так и алеутов! Первые существуют из-за нее, вторых она снабжает хлебом и платит им деньги. Котиков убивают алеуты, и за каждого убитого котика получают 1 1/2 руб. золотом; казне компания платит за шкуру 7 рублей золотом, а сама получает за нее свыше пятидесяти!