Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но независимо от того, каковы были владения Птолемея I вне Египта, он активно участвовал в борьбе диадохов, не довольствуясь своей ролью сначала сатрапа, а затем царя Египта. Птолемей оказал особенно существенную помощь Родосу во время осады его Деметрием и, по сообщению Павсания (I, 8, 6), именно за «спасение» Родоса Птолемей получил прозвище Сотер («спаситель»).
Политику расширения царства продолжали и преемники Птолемея I. В надписи из Адулиса в честь Птолемея III Эвергета говорится, что он унаследовал от своего отца «Царство Египта, Ливию, Сирию, Финикию, Кипр, Ликию, Кикладские острова, совершил поход в Азию… овладел всей землей по сю сторону Евфрата, Киликией, Памфилией, Ионией, Геллеспонтом, Фракией… подчинил в этих местах всех властителей (μονάρχους), перешел Евфрат и покорил Месопотамию, Вавилонию, Сузиану, Персиду, Мидию и всю остальную страну до Бактрианы…» (OGIS 54). Те же примерно владения, кроме восточноазиатских, называет и Феокрит (XVII, 86 сл.) для 272/1 г.
Полибий, противопоставляя Птолемея IV Филопатора его предшественникам, подчеркивает, что последние обращали на внеегипетские дела «не только не меньше, скорее больше внимания, чем на управление Египтом. Потому-то они угрожали царям Сирии с суши и с моря, ибо владели Келесирией и Кипром. Они зорко следили за владыками Азии, а равно за островами, ибо господствовали над важнейшими городами, областями и гаванями на всем морском побережье от Памфилии до Геллеспонта и до области Лисимахии. Они же наблюдали над делами Фракии и Македонии, так как во власти их были Энос, Маронея и города далее лежащие. Таким образом, предшественники Птолемея далеко простирали свои руки и издалека ограждали себя этими владениями, поэтому им нечего было страшиться за власть над Египтом» (V, 34, 5–9). Полибий, таким образом, видит во внешней политике первых Птолемеев лишь средство обезопасить Египет от внешних врагов. Однако то немногое, что известно о деятельности Птолемея Сотера, позволяет заключать, что Птолемей I не был просто властителем Египта. Он, как и Антигон и Селевк, в своей великодержавной политике был продолжателем дела Александра.
Общая политика первых Птолемеев является предметом нескончаемых споров. Ряд историков, основываясь на мимолетном замечании Диодора, что Птолемеи рассматривали Египет как завоеванную силой оружия страну (δορύκτητος), полагают, что Птолемеи соответственно строили свою политику, не считаясь с местным населением и во вред ему. Другие, напротив, считают, что Птолемеи руководились интересами народа. Одни историки считают, что первые Птолемеи стремились создать, используя богатства Египта, сильную средиземноморскую державу; другие видят только внутреннюю политику Птолемеев в Египте, для которых их внешняя политика была лишь подспорьем. Ростовцев, характеризуя эллинистические государства, в том числе Египет, в период «равновесия сил» (III в.) как некое новое экономическое единство, как новый этап в истории античности, запутался в вопросе о внешней политике Птолемеев. В статье в JEA (VI, 1920) Ростовцев подчеркивает, что у первых Птолемеев не было «империалистических» устремлений. Через два года, однако, он изменил несколько свою точку зрения, заявив, что «первые Птолемеи не имели намерения создать мировую державу; тем не менее Филадельф, а за ним Эвергет вели империалистическую политику с целью добиться гегемонии на море, что, конечно, было жизненным вопросом для Египта»[104]. В других своих трудах (в САН VII и SEHHW) Ростовцев рассматривает политику Птолемеев только с точки зрения их интересов как властителей Египта.
Неустойчивость взглядов Ростовцева в вопросе об «империализме» Птолемеев, как и устойчивость Жуге в вопросе о македонском «империализме», вызывается методологически порочным применением современных политических понятий к условиям античности. Если искать современный империализм в истории эллинизма, нельзя будет найти правильное объяснение политики эллинистических монархий. Она может быть понята только, если исходить из правильно понятых социально-экономических причин, приведших к возникновению эллинистических монархий. Те же причины, которые толкнули Александра на завоевание Востока и вызвали сорокалетнюю борьбу диадохов, направляли и внешнюю политику Селевка, Антиоха I, Птолемея Лага, Антигона Гоната, даже Пирра и Агафокла, стремившихся к созданию возможно более обширной державы на прочной экономической базе. Результаты их более или менее сознательных усилий в этом направлении были различны, так как различны были конкретные условия, в которых эти державы созидались. Так, Селевкидам приходилось сплачивать и цементировать свою державу из слишком разнородных элементов, которых даже систематическая эллинизация не могла слить в один народ или хотя бы внешне объединить вокруг единой центральной власти. В Египте Птолемеи нашли страну с многомиллионным населением, которое в течение тысячелетий имело общую историческую судьбу и общую культуру. Египет мог поэтому стать прочным ядром державы Птолемеев, тогда как Селевкидам приходилось его создавать; Σελευκίς – четыре сатрапии, группировавшиеся вокруг Антиохии на Оронте, будучи важнейшим средоточием эллинизма в Азии, не могли стать устойчивым центром притяжения для всего царства Селевкидов. По-разному протекала и социальная борьба, по-разному