— В том-то и дело! Читаются здесь только два знака — шестой слева и последний, «с» и «в».

— А остальные?

— Таких попросту нет! Алфавит кулгушти записывается в пять рядов; шатры, их отражение, шатры и горы, снова отражение, шатры и птицы. А эти знаки образуют шестой ряд, отражение шатров и птиц.

Шкипер задумался.

— Может, Тролле записал этими значками те буквы, которых в кулгушти нет? Например, «щ» или мягкий знак?

— Пробовал уже… — покачал головой капканщик. — Чего я только не пробовал! Читал это все справа налево, переворачивал, менял местами… На очереди численные значения; но боюсь, мне эта загадка не по зубам. Придется отправлять донесение и ждать ответ… Надеюсь, отцовские криптологи окажутся поумнее меня. Проклятье!

— А что, если ты, как это у нас говорится, не от той печки пляшешь? — спросил через некоторое время Куяница. — Давай рассуждать по-другому: что именно мог зашифровать Тролле одной короткой строчкой? Ты, вообще, уверен, что это не пустышка?

— Да ни в чем я уже не уверен… — устало вздохнул Атаназиус.

— Три буквы, потом две, потом одна… Потом две, три и опять одна. Не представляю, что можно записать таким образом.

— Ты заметил, что после шестой буквы интервал больше? Думаю, здесь всего два слова; но только каких?

— Гм… Знаешь, очень даже может быть! — Глаза шкипера блеснули; тайна невольно захватила его воображение. — Послушай, а что тебе вообще известно о Брауде Тролле? Может, удастся отыскать ключ к шифру в его прошлом?

— Ничего не приходит на ум. Конечно, разгадка могла быть и в самом дневнике… Думаю, он попадет в руки отца, рано или поздно… Вопрос лишь в том, какую цену придется за это заплатить.

— По совести сказать, я рад, что это не моя проблема. Пойду перекинусь кой с кем в картишки: все равно на этой калоше делать больше нечего!

Капканных дел мастер не ответил, вновь погрузившись в раздумья.

Таким манером прошло два дня. Атаназиус почти не вылезал из каюты, зато Куяница развернулся вовсю. В игру постепенно оказались втянуты все намеченные им пассажиры; словно паук, сплетающий свою паутину, экс-шкипер завлекал их к ломберному столу, позволял увлечься мнимой удачей — и не торопясь обчищал до нитки. Подвергнувшиеся этой процедуре не торопились, однако же, предупредить товарищей по несчастью: ведь куда приятнее, когда в дураках остаешься не ты один! К тому часу, как причальный конец «Звезды Гвендолены» был пойман мальчишкой на вардевальской пристани, Куяница успел сколотить небольшой капиталец — и отнюдь не собирался останавливаться на достигнутом.

— Послушай, старина! — втолковывал он сумрачно внимающему капканщику. — Своим ходом нам топать и топать, к тому же здесь это небезопасно — места самые что ни на есть разбойничьи; кому и знать, как не мне! Предлагаю следующий вариант: мы остаемся на борту и поднимаемся по Гвендолене вверх, до самой лидианской границы.

— Разве Вардеваль — не конечная пристань? — вяло удивился Атаназиус.

— Это последний крупный город на севере Фортутаны. Но выше по течению полно маленьких селений; вальщики леса вяжут там свои плоты — а любой пароход для них является чем-то вроде плавучей лавки и бесплатной газеты одновременно. Ну, может, последние миль пять-десять придется проделать пешком… А там уже рукой подать до Сильферры; и будь я проклят, если не найду на побережье суденышка, которое отвезет нас прямехонько в Уфотаффо!

— Близится зима, скоро конец навигации…

— Да мы сто раз успеем!

— А как ты собираешься пересечь границу, даже две?

— Придумаем что-нибудь! К тому же… — Шкипер сделал паузу; глаза его лукаво блеснули. — У твоей котомки наверняка двойное дно, и фальшивых документов там навалом — небось, и на меня тоже…

— Интересно, когда это ты успел залезть в мои пожитки, пройдоха! — прищурился Атаназиус. — Вроде я от самой дамбы не спускаю с них глаз!

— Да не трогал я ничего! — рассмеялся Куяница. — Просто некоторые вещи совершенно очевидны, твоя светлость!

— Я ж говорил — не зови меня так! — рыкнул на него капканщик. — Надеюсь, только тебе очевидны… Что ж, пожалуй, в этом есть свой резон.

Все проблемы, связанные с дальнейшим плаванием, решила горсть монет. Пароходик загружался углем и товарами. Атаназиус, отложив на время расшифровку, вышел на палубу. На деревянном настиле пристани выстроились в ряд мешки; несколько мальчишек красными от холода руками зачерпывали горсти воды и смачивали джутовую ткань.

— Что это они делают? — полюбопытствовал капканщик.

Куяница глянул через плечо:

— А, эти… Готовят к отправке муку. Будь мешки поменьше, их просто окунали бы в реку; но такие здоровенные им не удержать.

— Но какой в этом смысл?

— Это старинный матросский способ: сначала намочить, потом высушить в тепле. Внутри мешка образуется каменно-твердая корка засохшего теста — и муке уже не страшны трюмные запахи, плесень и прочие превратности плавания. В молодости я тоже этим подрабатывал… Недолго, правда.

— Покуда не научился плутовать в карты? — иронично приподнял бровь Атаназиус.

— Ага. Вроде того, — Куяница проводил взглядом поднимавшихся на борт и довольно потер ладони. — Видишь ту веселую компанию? А здоровенного лося в кожаной шляпе? Как думаешь, зачем такой едет в верховья реки? Готов побиться об заклад, это преуспевающий лесоторговец, причем гонору у него явно поболе, чем требуется разумному человеку… Ах, черт побери, удача сама плывет мне в руки!

— Смотри не ошибись!

— Вот увидишь, — самонадеянно заявил шкипер, — я сыграю на нем, как на скрипке!

Стоянка была долгой. Наконец пароходик отвалил от пристани под аккомпанемент переливчатого гудка. Капканных дел мастер подкрепил свои силы в буфете и снова взялся за расшифровку. Определенно, здесь сокрыты два слова; два проклятущих слова… Последнюю запись Брауде сделал вскоре после сражения, возможно — всего за несколько минут до начала военного совета, где и было принято роковое решение…

В голове медленно забрезжила догадка. Что, если это — имя и фамилия какого-то человека? За стеклом иллюминатора постепенно сгущались сумерки. Внезапно дверь каюты распахнулась, и внутрь проскользнул Куяница.

— Старина, у меня две новости: одна плохая, другая хорошая, — выдохнул он, щелкнув задвижкой и лихорадочно роясь в своих пожитках. — Какую ты желаешь услышать первой?

— Плохую, естественно! — пожал плечами капканщик. — Что, здоровенный лось в кожаной шляпе обобрал тебя до нитки, друг мой?

— Если бы так! Все хуже, гораздо хуже. Этот парень — дивий патер.

Последние слова Куяница произнес с какой-то особой интонацией. Атаназиус нахмурился:

— Прости, любезный; но я не шибко разбираюсь в фортуганском воровском койне.