– Господь, спаси и сохрани! Это же Александр Холифилд, верно я говорю?

Алекс вскочил и повернулся на голос. В двадцати шагах от него на дорожке стоял старик, приложив узловатую, со вздувшимися венами руку козырьком ко лбу, чтобы заслониться от солнца. На нем были порыжелые черные брюки и белая рубашка без воротничка, на голове красовалась низко надвинутая на лоб соломенная шляпа вся в разводах от застарелого пота.

– Ты что, не помнишь меня, малыш? – Не переставая говорить, он направился к Алексу неторопливой развалистой походкой.

– Риз Мелроуз из Сайдер-Крик. Когда-то я был старостой в церкви твоего дедушки. Теперь вспоминаешь меня? С места не сойти, ты с тех пор малость изменился, а?

Он вытер ладонь о штанину и протянул ее для рукопожатия.

– Здравствуйте. Извините, но я вас не узнал. А моя фамилия теперь – Макуэйд,

– Макуэйд? Ха! Изменил фамилию?

– Это фамилия моего отца.

– Точно! Теперь я вспоминаю.

«Да уж, держу пари», – с ненавистью подумал Алекс, внутренне удивляясь тому, с какой легкостью, в мгновение ока, возвращается к нему привычный гнев – столь же яростный и непримиримый, как и прежде, горький, как желчь.

Мелроуз с ухмылкой отступил на шаг и окинул его долгим оценивающим взглядом с головы до ног.

– Сдается мне, что ты, парень, преуспел с тех пор, как сорвался с места ни с того ни с сего. Неплохо устроился, а? И на похороны дедушки не приехал. Кое-кто из Братьев о тебе справлялся. Многие думали, ты помер, но я рад, что ты, оказывается, жив-здоров. Чем занимаешься?

Эти слова едва не вызвали у Алекса невольную улыбку. Он решил ответить на последний вопрос старика, выбранный наугад из словесной мешанины.

– Я теперь живу в Нью-Йорке, мистер Мелроуз. Я стал архитектором.

– Ар-хи-тек-то-ром? – по слогам переспросил старик. – Ну надо же, какие мы стали важные! Интересно, что сказал бы на этот счет старый Мэттью?

– Что-нибудь о происках дьявола, я полагаю, или о грехах отцов, падающих на детей. Что-то в этом роде.

Мелроуз хлопнул себя по ляжке и заржал, согнувшись пополам.

– Точно! Ей-богу, в самую точку попал! Да, сэр, именно так он и сказал бы. Это вы верно подметили, мистер Александр Макуэйд.

Тут уж Алекс не удержался от улыбки.

– Как поживает ваша дочь, мистер Мелроуз?

– Ага, значит, ты меня все-таки не забыл? Я так и знал.

– Как поживает Шарлотта?

– Шарлотта? Неплохо. Замужем, четверо детей, живет в Монтерее. Непременно ей расскажу, как повстречался с тобой. Бьюсь об заклад, она тебя хорошо помнит.

– Да уж, наверное.

Алекс знал, что тоже вряд ли ее когда-нибудь забудет. Когда ему было четырнадцать, а ей тринадцать, он затащил ее на задний двор школы и поцеловал. Она все рассказала своей матери, а та пожаловалась его деду. Мэттью заставил внука «исповедаться» в своем грехе перед всей конгрегацией Благословенных Братьев, а потом принялся избивать его ремнем, пока не потекла кровь.

– Зачем ты вернулся? – щурясь на Алекса, спросил Мелроуз. – Соскучился по родным местам?

Алекс окинул задумчивым взглядом плоскую желтую равнину и всей грудью вдохнул солнечный запах лета. Он задавал себе тот же самый вопрос уже много раз с тех самых пор, как сел в поезд на Центральном вокзале в Нью-Йорке. «Соскучился по родным местам?» – повторил он про себя. Жужжание пчел над выгоревшим под лучами солнца лугом было ему знакомо не хуже, чем звук собственного голоса; летнее небо казалось ослепительно синим и как будто вскипало на глазах. Нигде в мире он не встречал такой жгучей синевы. Только в Калифорнии.

– Какие виды на урожай в этом году? – спросил он вместо ответа.

– Ужасный год, просто ужасный. Слишком мало дождей.

Мелроуз сдвинул шляпу на затылок и почесал лысую макушку.

– А Мэттью совсем забросил ферму, когда ты сбежал. Ты это знал?

– Нет, сэр.

Ему было все равно, но он все-таки спросил:

– А в чем дело? Не мог себе позволить нанять нового раба?

Старый Мелроуз в нерешительности несколько раз втянул и вытянул губы трубочкой.

– Уж не знаю, в чем тут дело… Нам казалось, он немного умом тронулся. Стал держаться особняком, ни с кем не виделся. Он, ясное дело, продолжал проповедовать, ничто не могло удержать его от богослужения, но начал все больше рассуждать о больших городах: что это, мол, скопище греха и порока, ну и тому подобное, все в том же духе. Он, конечно, знал, что ты к тому времени перебрался в Сан-Франциско, ну вот мы и решили, что все дело в этом. Ты что, учился там или как?

– Совершенно верно.

Чертовски приятно было думать, что Мэттью с годами все больше и больше сходил с ума, забрав себе в голову какую-то дурацкую идею о том, что его внук Александр предается греху и пороку в большом городе. Совсем не так давно его обуревало желание встретиться со стариком и бросить ему прямо в лицо, что он добился своего, достиг в жизни всего, чего поклялся достичь тринадцать лет назад, перед расставанием с дедом.

– А что привело вас сюда, сэр?

Старик вытянул в сторону костлявую, темную от загара руку.

– Люсиль, моя жена. Вон там, у того кипариса. Скоро будет девять лет, как она приказала долго жить.

– Мне очень жаль это слышать.

– Я сюда выбираюсь где-то раз в месяц. Разговариваю с ней, рассказываю, как дела у детей и все такое. Думаешь, она меня слышит?

– Я… э-э-э… – растерялся захваченный врасплох Алекс. – Меня бы это не удивило, сэр. Нет, ни капельки не удивило бы.

Мелроуз хитро подмигнул.

– Ну, раз так, тогда, стало быть, и Мэттью тебя слышит. Что скажешь? Ну мне пора, малыш, у меня дела. А ты оставайся тут и подумай хорошенько, что сказать старому Мэттью, ясно тебе?

Он ткнул пальцем в поля шляпы и зашаркал прочь, все еще ухмыляясь.

– Хорошенько подумай, слышишь? – крикнул он через плечо. – Рад был с тобой повидаться. Отлично выглядишь, мистер Александр Макуэйд!

Алекс засмеялся и помахал рукой на прощание. Старик помахал в ответ и скрылся за поворотом дорожки. Продолжая улыбаться, Алекс опустил взгляд на могилу деда у своих ног. Идея, подсказанная старым Мелроузом, пришлась ему по душе.

– Ну что ж, слушай, – проговорил он вслух. – Ты был злобным сукиным сыном всю свою жизнь, Мэттью Холифилд. Ни одна живая душа на всем белом свете не жалеет, что ты умер. Никто не помянет тебя добрым словом. И если ты сейчас горишь в аду, то получил по заслугам, только и…

Он смутился и замолчал. Какого черта он тут делает? Смущенно оглядевшись по сторонам, Алекс с облегчением убедился, что вокруг никого нет.