воспоминание о последнем дне с дочерью. Они шли по Олд-Колони-роуд, на Джулз накатила та странная хандра, и Мэри Пэт, взбесившись, спросила у дочки, не ПМС ли у нее. А Джулз тогда ответила: «Нет, ма. Точно нет».

«А ведь она пыталась мне сказать, – думает Мэри Пэт. – Только я ее не услышала. Я вообще ничего не видела и не слышала. Потому что не хотела. Потому что правда – это боль, правда способна разрушить твой мир».

Бродвейский мост перекрыли митингующие против басинга, поэтому приходится ехать в объезд. По Эй-стрит шагают толпы с табличками в духе «Долой басинг!», «Долой Гэррити!», «Долой черных!».

На перекрестке движение тормозит очередная плотная колонна демонстрантов.

– И все-таки почему он ее убил? – тихо спрашивает Мэри Пэт, не до конца понимая зачем, – ведь по большому счету никакая причина не сможет послужить оправданием.

– Она требовала денег на ребенка.

– Так у него полно денег.

– Это не значит, что он готов ими разбрасываться. К тому же, насколько я понял, она просила ну прямо много. Сказала, что не хочет, чтобы ее ребенок рос так же, как она.

Сердце у Мэри Пэт сжимается, но она старается не подавать виду.

– И что было бы, если б Фрэнк не заплатил?

– Она бы рассказала всем, что ребенок от него.

– А ты сам откуда знаешь?

– От Ларри Фойла. Он реально переживал по этому поводу. Говорил, что так нельзя. Типа, «мы что, теперь девчонок убиваем?».

– А ты как к этому отнесся?

– Меня это тоже огорчило.

Мэри Пэт поворачивает голову к Джорджу. Тот по-прежнему пытается укрыться от солнца.

– Врешь, – говорит она.

– Вру, – произносит он со вздохом.

– Мне вот всегда было интересно, Джордж, ты вообще хоть за кого-то переживаешь?

Он задумчиво смотрит на свое отражение в стекле.

– По идее, должен бы, но… Нет. Кроме мамы, мне никогда ни до кого не было дела.

– Что ж, зато честно.

Джордж кивает в сторону поредевших, но все равно еще довольно многочисленных групп демонстрантов, переходящих через Эй-стрит.

– Вот несчастные придурки… Какая разница, отобьете вы свою долбаную школу от ниггеров или нет? Вы по-любому проиграли. Тюрбаноголовые уже всё решили: хер вам, а не нефть, будете ходить пешком, пока мы не возобновим поставки. А вы и дальше воюйте с ниггерами, такими же нищими и угнетенными, как вы, и называйте это борьбой за правое дело.

Наконец машины могут проехать. «Нова» успевает преодолеть перекресток уже почти на красный.

– Если тебе на все это плевать, зачем ты тогда затеял драку с тем чернокожим? – спрашивает Мэри Пэт.

Джордж опускает ладонь и смотрит на нее, подставляя беззащитное лицо ярко-желтому свету, бликующему на его коже.

– Он был слабый, по глазам видно.

– А может, просто испугался?

– Страх – это слабость. – Он снова прикрывается от солнца. – Терпеть не могу слабаков.

– А если это была не слабость, а добродушие?

Джордж недоуменно смотрит на Мэри Пэт. Поняв, что она всерьез, он издает хохоток:

– Ну что ж, тогда не свезло.

Мэри Пэт косится на него, впервые за все эти годы сумев, кажется, разгадать его сущность.

– Теперь мне все про тебя ясно, Джордж. В тебе нет гнева. Ты просто ненавидишь людей.

Следующие два перекрестка они молчат.

Сворачивая на Конгресс-стрит, Мэри Пэт спрашивает:

– Почему он оставил тело?

– А?..

– Если Фрэнк Туми убил мою дочь в том доме, то почему оставил тело там?

– Может, потому что за домом следят? – предполагает Джордж, пожимая плечами. – Так, по крайней мере, считает Марти.

– Кто следит?

– УБН.

– А Марти откуда знает?

– У него есть свой человек в ФБР.

– Гонишь? – Мэри Пэт невольно вскидывает брови и присвистывает.

– Не гоню. Именно поэтому его никто не трогает.

Она взвешивает это утверждение.

– Куда мы едем? – нетерпеливо спрашивает Джордж.

– К твоим дорогим наркотикам.

– Правда?.. – В его голосе звучит нотка недоверия.

– Мы ведь заключили сделку? Я выполняю свою часть уговора.

– Вот только я не обещал, что ничего не скажу.

– В смысле не скажешь Марти? О том, что это я украла наркотики?

– Да.

– Помню, не обещал. Но ничего страшного, Джордж.

Впрочем, смысла ее слов он, похоже, не понимает.

* * *

– Всё, приехали, – говорит Мэри Пэт, притормаживая на мосту Конгресс-стрит у гавани.

Джордж смотрит на красное деревянное здание, нависающее над водой. На дощатый переход, опускающийся к гавани. На желтое судно у перехода.

– И что мы тут забыли?

– Знаешь, что это за судно?

– Ну, знаю… – бурчит он.

– Ну-ка расскажи.

– Это копия корабля.

– Какого?

– Мы что, в начальной школе?

– Ну пожалуйста, Джордж.

Он закатывает глаза, будто девочка-подросток.

– Это копия судна, с которого в тысяча семьсот семьдесят каком-то «Сыны свободы» выбросили в гавань груз британского чая.

– Садись, пять! – Мэри Пэт хлопает Джорджа по коленке. – А почему они это сделали?

– В знак протеста против налога. Вы можете просто?..

– Нет, Джордж, не против налога, – поправляет его Мэри Пэт, – а против введения налогов без представительства в парламенте. Это самое главное. То есть колонисты платили короне, но та лишь брала деньги, а взамен ничего не делала. Вот поэтому повстанцы и выбросили драгоценный аглицкий чаёк прямо в гавань. А смысл послания, Джордж, сводился к тому, что око, на хрен, за око.

Наркоторговец поворачивается к ней.

– О чем это вы?

Мэри Пэт указывает подбородком на воду.

– Твои с Марти наркотики вон там, Джордж.

– На судне? – недоуменно спрашивает он.

Она мотает головой.

– На дне гавани.

Джордж беззвучно охает, беспрестанно смаргивая слезы, взгляд его устремляется в пустоту. Мимо по тротуару проходят люди, не подозревающие, какая трагедия происходит сейчас в машине.

– Да ладно… – наконец тихо произносит Джордж; голос у него умоляюще надламывается. – Н-нет…

– Ночью я приехала сюда, встала прямо посреди моста…

– Не надо… – произносит он, тупо глядя сквозь лобовое стекло.

– … И начала вскрывать пакеты один за другим.

– Хва… хватит… – шепчет он, заикаясь.

– А потом высыпала все эти таблеточки и порошочки в воду.

Он что-то произносит одними губами.

– Что такое, Джордж?.. Громче, не слышу.

Из его груди вырывается протяжный стон.

– Я труп.

– Из-за наркотиков?

– Меня на хрен прикончат.

– Это да, – подтверждает Мэри Пэт. – Не поспоришь.

Она приставляет ствол револьвера ему к животу и, потянувшись, отстегивает наручник. Уткнув ствол глубже, придвигается лицом почти к носу Джорджа, после чего хватает его за запястье, перекидывает его руку через себя и защелкивает браслет на руле. Откинувшись на спинку водительского кресла, снова убирает револьвер за пояс.

– Вот смотрю я на тебя, Джордж, и вижу маленького испуганного мальчика, который хочет, чтобы ему дали