катафракты. Были в ромейском войске и армянская конница, приведенная князем Млехом, и новые подданные басилевса, несторианцы-айсоры из окрестностей захваченного Мосула. Над всем этим воинством реяли хоругви с ликами Христа, Богородицы и разных святых, в то время как священники, стоявшие между солдатами, благословляли их на священную войну.

Иоанн с сожалением подумал о том, что его войско могло быть куда сильнее — если бы к нему присоединился неугомонный катархонт россов. Последние сведения о нем скупо сообщали о каких-то сражениях в южных морях, но с кем воевали северные язычники и чем закончились те битвы — оставались загадкой. Как бы то ни было, о Сфендославе больше не было никаких известий — скорей всего он погиб в Красном море при попытке пробиться к своим союзникам. Жаль, конечно, но и в этом христианин Цимисхий видел свидетельство промысла Божиего, покаравшего языческую гордыню безбожного князя россов. Оставалось надеяться, что к верным слугам своим Христос окажется более благосклонным.

Рев труб и воинственные крики прервали благочестивые размышления Цимисхия, когда с юго-востока, со стороны Иудейской пустыни, в долину начало въезжать вражеское воинство. Черные и зеленые знамена, покрытые изречениями из Корана, реяли над блестевшими на солнце остроконечными агарянскими шлемами и наконечниками выставленных вперед копий. Со времен Праведного Халифата не собиралось здесь такой силы: узнав об угрозе, нависшей над священным градом сам халиф Абу Мансур Низар аль-Ази возглавил огромное войско, собранное со всех концов исполинской державы Фатимидов. Совсем еще молодой, владыка правоверных, стремился доказать всем, что не посрамит славы предков и отстоит Иерусалим. Завидев перед собой ромеев, Низар аль-Ази привстав в седле, и поднял руку, призывая свое войско к вниманию.

— О, правоверные! Вспомним же слова Пророка, мир ему, чьими устами сказал сам Аллах: «Я вселю ужас в сердца тех, кто не верует. Рубите им головы и рубите им все пальцы. за то, что они восстали против Аллаха и Магомета, пророка Его. А кто восстает против Аллаха и Его посланника, то поистине же, Аллах накажет его в этом мире и в Вечной жизни!». Пусть они распробуют вкус наказания, ибо воистину, неверующим уготованы мучения в Огне. Аллаху Акбар!!!

— Бисмилляхи! Аллаху Акбар! — послышался многотысячный крик и воинство ислама устремилось на врага. Впереди мчалась легкая конница, — арабы и берберы, — на ходу осыпая врага градом стрел и копий. Но одновременно пришло в движение и ромейское войско: оглушительно взревели трубы, ударили сотни барабанов, когда византийская легкая конница устремилась вперед.

— С нами Бог! Святый Боже, помилуй нас!

— Хааадур! Хадааак Уууррр!!!

Вновь и вновь ромейские трапезиты, вместе с уграми и печенегами посылали смерть агарянам. Несмотря на палящее в небе солнце, сейчас долина как некогда оправдывала именование «сумрачной» ибо воистину летящие с двух сторон стрелы и копья затмили лучезарное светило. Воздух наполнился предсмертными хрипами, воинственными криками и жалобным ржанием. Но все новые и новые сарацины мчались на приступ — и, наконец, кочевники не выдержали этого напора. Угры и печенеги откатились за катафрактариев, тогда как оказавшиеся на острие удара ромейские трапезиты оказались почти полностью уничтожены. На их место заступили псилы: своими стрелами и дротиками они сеяли смерть среди агарян, но и сами несли огромные потери. И все же арабская конница, не выдержав, тоже порскнула по сторонам, освобождая дорогу тяжелой пехоте. Средь нее шли не только арабы — не так уж мало иудеев и христиан-коптов, наслышанных о жутких грабежах, что творили язычники в Сирии, выступили на стороне халифа. Шли здесь и чернокожие нубийцы, с украшениями в виде страусовых перьев, вооруженные длинными копьями. Рубясь мечами и боевыми топорами, Фатимидское воинство, невзирая на потери от вражеских стрел, упорно рвалось вперед. Оно рассеяло и обратило в бегство псиллов, смело и растоптало крестьянское ополчение и обрушилось на прикрывшихся щитами скутатов. Острые копья били с обеих сторон, пробивая доспехи и щиты, сталь ударялась о сталь, наполняя воздух оглушительным звоном, кому-то и впрямь напомнившим звон колоколов, что возвестят миру о Последней Битве.

И все же сарацин много было больше: в отличие от войска Цимисхия, изрядно истрепанного за время завоевания Сирии и Финикии, Фатимиды, призвав вассалов из давних краев, обладали свежей, почти не участвовавшей в боях армией. И поэтому арабская пехота, казавшаяся почти неисчислимой ордой, все больше продавливала ромейских скутатов, что безуспешно пытались сдержать агарянский натиск. Завидев это Иоанн кивнул горнисту и рев труб дал сигнал общему наступлению. Земля задрожала от топота множества копыт, когда катафрактарии устремились вперед. Но одновременно дал сигнал тяжелой коннице и халиф — и обе могучие силы, способные сносить с лица земли страны и народы, сцепились в жестокой схватке. Сам Иоанн, словно простой воин, рубился вместе со своими «бессмертными», отчаянно пытаясь прорваться к Абу Мансуру, что тоже самолично вступил в битву. Оба военачальника рвались скрестить мечи, но на огромном поле битвы, у стен священного града, у них не имелось ни малейшей возможность пробиться друг к другу через сотни и тысячи воинов. Всадники и пешие, лучники и мечники, кони и люди — все смешалось в грандиозной кровавой сече. Краем глаза Иоанн заметил Варду