Она вышла на улицу.

— Я так и думал, что это вы, — все еще учащенно дыша, сказал Бауэр.

Кэтрин слишком часто работала по утрам, чтобы не знать, что обычно он не бегает по этой улице.

— Вы что… решили сегодня опробовать новый маршрут? — с нескрываемым цинизмом спросила она.

Надо отдать ему должное — он даже не покраснел, напротив, улыбнулся.

— По правде говоря, в Интернете я нашел два номера телефона, рабочий и домашний. Я позвонил на работу, узнал название заведения и решил пробежать мимо, чтобы на него взглянуть. Я не ожидал, что вы будете здесь так рано.

— А я не ожидала, что вы будете здесь так поздно. Разве вам не нужно делать обход или еще что-нибудь в этом роде?

Глаза Бауэра сверкнули. При дневном свете они оказались ослепительно голубыми.

— Вчера у меня был очень долгий день, — сказал он, — рано утром обход, днем занятия в городе, частные пациенты между операциями. — По его щеке побежала капелька пота. — Вчера вечером я до девяти пробыл в операционной. Сегодня думал отоспаться. — Он плечом вытер пот со щеки. — Значит, это и есть ваша парикмахерская?

— Угу.

— Выглядит шикарно.

— В таком городе иначе нельзя, а то сразу вылетишь в трубу.

— И сколько она у вас?

— Пять лет.

— А, значит, есть постоянная клиентура?

— Да, среди местных. Появляются и туристы.

— А откуда туристы о вас узнают? Вы что, даете рекламу?

— Я даю гостиницам скидку за то, что они направляют их сюда.

— Разумно, — улыбнулся Бауэр и жестом показал на соседний итальянский ресторан. — Вы когда-нибудь там были?

Кэтрин нравилось, что он выглядел вот так — как голубоглазый юнец.

— Да, была. Прекрасный ресторан.

Он снова поймал ее взгляд.

— А я никогда не был. Может, сходим вместе?

— Мне кажется, не стоит.

— Есть какая-нибудь веская причина? Муж, жених, вторая половина?

Кэтрин могла бы солгать, но это было не в ее стиле.

— Нет. Просто… просто мне не хочется.

Его глаза потемнели.

— Значит, дело во мне?

Конечно, в нем. Ей нравилось, как он выглядит, нравилось, как одевается, нравилось, как бегает. Нравилось, что он не уклоняется от неприятных вопросов. Тем не менее тут было что-то еще, и Кэтрин не понимала, что именно. Ну почему женщина вдруг западает на какого-то определенного мужчину? Что это — химия вместо логики?

Да, именно он ей и нужен. Но Кэтрин еще не готова снова испытывать судьбу. Пока не готова. Тем более что она только-только начала приходить в себя.

Это заняло долгое время — об этом ее тоже не предупреждали. В свои сорок два года она наконец поверила, что умрет не завтра и не через месяц. Ей здорово помогла парикмахерская, заставлявшая строить планы на будущее, помогло и то, как смотрели на нее люди. Они видели в ней не только здоровую женщину, которой она действительно стала, но и привлекательную женщину, которой она хотела стать.

И все-таки она еще не была готова снять блузку перед кем бы то ни было, тем более перед мужчиной — хотя тут она, конечно, опережает события. Стив Бауэр пригласил ее на ужин, а не в постель.

Впрочем, обязательно дойдет и до этого. Она видела это по его глазам. Более того, она вновь почувствовала сейчас то ноющее ощущение в животе, которого не испытывала с момента операции. С этим человеком она готова лечь в постель. Беда только в том, не пойдет ли все прахом, если у него возникнут проблемы с ее грудью.

Но в любом случае Кэтрин не хотела причинять ему боль.

— Нет, — сказала она. — Дело не в вас, а во мне.

— А почему?

— Остались кое-какие неприятные воспоминания. — В ее улыбке чувствовалось сожаление. — Возможно, когда-нибудь мы и поужинаем вместе. Но не сейчас.

Он посмотрел на ее губы, и на долю секунды Кэтрин показалось, что она ощутила его ласку.

— Я бы согласился и на ленч, — с обезоруживающей прямотой заявил Стив.

— Я вам вот что скажу. Выведите мою подругу из комы, и тогда я, возможно, соглашусь.

— Я же не Бог.

Кэтрин пожала плечами и, повернувшись, подчеркнуто медленно направилась к своей парикмахерской.

* * *

Джек приехал в больницу, когда еще не было девяти. Синди как раз обтирала Рэйчел. Единственное, что изменилось в палате, — появилась новая, еще более роскошная корзина цветов, которую прислала Виктория.

— Привет, Рэйчел! — сказал он, но было незаметно, чтобы Рэйчел его услышала. — Больше никаких движений? — спросил он Синди.

Та молча покачала головой.

Достав из кейса несколько компакт-дисков, которые девочки отобрали из обширной коллекции Рэйчел, Джек стал перечислять:

— Здесь есть еще один Гарт, есть Клинт Блэк, есть Колин Рай, Шания Твейн и Винонна. Ну что, пойдет? — Не дождавшись ответа, он добавил: — Хоуп сказала, что мне понравится Колин, так что давай его поставим. — И он включил проигрыватель.

Пока Синди заканчивала обтирать Рэйчел, Джек просмотрел букеты, выбросил увядшие цветы и отправился в цветочный магазин за свежими, благо магазин располагался здесь же, на первом этаже. Джек решил купить розы и тюльпаны. Розы были желтыми, тюльпаны — розовыми. Они простоят неделю, не больше. Джек хотел, чтобы к этому времени Рэйчел вернулась домой.

Синди уже надела на Рэйчел ярко-розовую, с оранжевыми и голубыми пятнами, ночную рубашку — присланную хозяйкой магазина по продаже художественных изделий вместе с открыткой, которую поместили на доску объявлений рядом с рисунком Хоуп и другими открытками, — и теперь пыталась завязать ее волосы в затейливый пучок, который создала Саманта днем раньше.

— Да бросьте вы это, — сказал Джек сестре. — И так красиво.

Через несколько секунд, оставшись вдвоем с Рэйчел, он потрогал ее волосы. Они были мягкими и шелковистыми, в них все еще чувствовалась жизнь.

Взяв в руку розу, он поднес ее к носу Рэйчел.

— Ярко-желтая, — сказал он и придвинулся поближе, чтобы получше рассмотреть цветок. — Как солнечный свет. — Он вдохнул ее аромат. — И благоухает. Пахнет тоже солнечным светом. Напоминает мне розы, что росли на пляже в Нантакете. Помнишь? Это был хороший отпуск. — Он заменил розу на тюльпан. — А этот нежно-розовый. Высокий и грациозный, как танцор. Элегантный весенний танцор.

Пощекотав се нос тюльпаном, Джек рассказал Рэйчел, как сегодня утром, направляясь к машине, встретил в лесу оленей — самку и двух детенышей. А потом он рассказал ей о Боке.

— Видишь ли, дело не только в деньгах, — сказал он. Наклонившись поближе, словно его кто-нибудь мог здесь подслушивать, Джек признался: — Ну, может, и в деньгах. Но это не какой-то сознательный материализм, скорее, жажда успеха. Ты ведь знаешь, что для меня успех всегда значил больше, чем для тебя. Наверное, я так ни черта и не повзрослел. Это как раз ты всегда добивалась успеха. В конце концов, девять месяцев носить ребенка и потом благополучно родить — разве это не успех?