сотрудничество, гармония, постоянный мир, и не находится на пути к этому. Это неверное представление о роли, которую стремления и борьба за власть играют в политике, было рассмотрено в первой главе данной книги.

Лучшее, чего смогла достичь цивилизация Веберна — а это, насколько мы можем судить, лучшее, чего может достичь любая цивилизация — это смягчить борьбу за власть на внутренней арене, цивилизовать ее средства и направить ее на цели, которые, если их достичь, минимизируют степень вовлечения жизни, свободы и стремления к счастью отдельных членов общества в борьбу за власть. В частности, на смену грубым методам личной борьбы пришли утонченные инструменты социальной, коммерческой и профессиональной выгоды. Борьба за власть ведется не с помощью смертоносного оружия, а с помощью состязательных экзаменов, конкуренции за социальные позиции, периодических выборов в органы власти.

В отечественных обществах западной цивилизации обладание деньгами стало выдающимся символом обладания властью. В конкуренции за приобретение денег властные устремления индивида находят цивилизованный выход в гармонии с правилами поведения, установленными обществом. Различные нормативные предписания против убийств, против индивидуального и коллективного насилия любого рода направлены на создание нормативных предпосылок для такого цивилизованного перенаправления борьбы за власть. Все социальные инструменты и институты, относящиеся к различным конкурентным устройствам общества, служат цели не устранения борьбы за власть, а создания цивилизованных заменителей жестокости и грубости неограниченной и нерегулируемой борьбы за власть.

Таков, вкратце и в общих чертах, способ, которым этика, нравы и право ограничивают борьбу за власть во внутренних обществах западной цивилизации. Что мы можем сказать в этом отношении о международном обществе. Какие правила этики, нравов и права действуют на международной арене? Какие функции они выполняют для международного общества} Какая существует международная этика, международные нравы в форме мирового общественного мнения и международное право, которые бы разграничивали, регулировали и цивилизовали борьбу за власть между нациями так же, как внутренние нормативные порядки выполняют эту функцию для борьбы за власть между индивидами, принадлежащими к одному и тому же внутреннему обществу?

Международная Моральность

Обсуждение международной морали должно уберечь от двух крайностей: либо переоценивать влияние этики на международную политику, либо отрицать, что государственными деятелями и дипломатами движет что-то еще, кроме соображений материальной власти.

С одной стороны, существует двойная ошибка — путать моральные правила, которые люди действительно соблюдают, с теми, которые они делают вид, что соблюдают, а также с теми, которые, как заявляют писатели, они должны соблюдать. «Ни по одному предмету человеческих интересов, за исключением теологии, — сказал профессор Джон Чипман Грэй, — не было столько свободной писанины и туманных спекуляций, как по международному праву». То же самое можно сказать и о международной морали. Писатели выдвигают моральные заповеди, которые государственные деятели и дипломаты должны принять к сердцу, чтобы сделать отношения между странами более мирными и менее анархичными, такие как выполнение обещаний, доверие к слову другого, честная сделка, уважение международного права, защита меньшинств, отказ от войны как инструмента национальной политики. Но они редко задавались вопросом о том, насколько и в какой степени такие заповеди, какими бы желательными они ни были сами по себе, на самом деле определяют действия людей. Более того, поскольку государственные деятели и дипломаты склонны оправдывать свои действия и цели в моральных терминах, независимо от их реальных мотивов, было бы столь же ошибочно принимать эти заявления о бескорыстных и мирных намерениях, гуманитарных целях и международных идеалах за чистую монету. Уместно спросить, являются ли они просто идеологией, скрывающей истинные мотивы действий, или они выражают искреннюю заботу о соответствии международной политики этическим стандартам.

С другой стороны, существует заблуждение, обычно связанное с общим обесцениванием и моральным осуждением политики власти, о котором говорилось выше, что международная политика — это настолько глубокое зло, что нет смысла искать этические ограничения стремления к власти на международной арене. Однако, если мы спросим себя, что государственные деятели и дипломаты способны сделать для продвижения силовых целей своих стран и что они делают на самом деле, мы поймем, что они делают меньше, чем могли бы, и меньше, чем делали в другие периоды истории. Они отказываются рассматривать определенные цели и использовать определенные средства, либо вообще, либо при определенных условиях не потому, что в свете целесообразности они кажутся непрактичными или неразумными, а потому, что определенные моральные нормы ставят абсолютный барьер. Моральные нормы не позволяют вообще рассматривать определенную политику с точки зрения целесообразности. Такие этические запреты действуют в наше время на разных уровнях с разной эффективностью. Их сдерживающая функция наиболее очевидна и наиболее эффективна при утверждении священности человеческой жизни в мирное время.

Защита человеческой жизни в мире

Международную политику можно определить, как мы видели, как непрерывные усилия по поддержанию и увеличению мощи своей собственной нации и сдерживанию или уменьшению мощи других наций. Относительная сила наций зависит, однако, как мы также отмечали, от количества и качества человеческих существ с точки зрения численности и качества населения, численности и качества военной структуры, качества правительства и, в особенности, дипломатии. Рассматриваемая как ряд технических задач, в которые не входят этические соображения, международная политика должна была бы считать одной из своих законных задач резкое сокращение или даже уничтожение населения соперничающей страны, ее самых выдающихся военных и политических лидеров, а также ее лучших дипломатов. И когда международная политика рассматривалась исключительно как техника, не имеющая этического значения, для сохранения и завоевания власти, такие методы использовались без моральных угрызений и как само собой разумеющееся.

Согласно официальным документам, Венецианская республика с 1415 по 1525 год спланировала или попыталась совершить около двухсот убийств в целях международной политики. Среди потенциальных жертв были два императора, два короля Франции и три султана. Документы фиксируют практически ни одно предложение об убийстве не было отвергнуто венецианским правительством. С 1456 по 1472 год оно приняло двадцать предложений об убийстве султана Магомета II, главного антагониста Венеции в этот период. В 1514 году Иоанн из Рагузы предложил отравить любого человека, выбранного правительством Венеции, за годовое жалование в пятнадцать сотен дукатов. Венецианское правительство наняло этого человека «под суд», как мы бы сказали сегодня, и попросило его показать, что он может сделать с императором Максимилианом.