– часть победы. Мы вместе деремся и вместе празднуем, и вместе умрем, зато за благое дело. Мы одни знаем, что мировыми Кощея не усмирить. Ледяная дева думает, бумажками остановит его, а ведь вот он, уже нарушает договоры. Она ему палец, а он ей вот-вот всю руку откусит – всю Потустороннюю Россию чернотой своей заполонит. Мой отец знал это – за свое знание и поплатился.

Александра обвела взглядом изумрудные курильницы, фарфоровые вазы и тончайший муслиновый балдахин золоченой нити.

– Ягина говорила, не только за это.

Синица глянула на нее с прищуром:

– А как без денег сено лошадям и пшено людям покупать? – Она хлопнула себя по коленям, и усыпанные рубинами браслеты на ее запястьях гулко звякнули.

– Не могу. – Александра отвела взгляд. – Я присягнул своему императору и не могу изменить клятве.

– Да послушай меня, Быстров, Кощею ведь всего мало, он скоро и за Живую примется. И тогда француз вам так, комаром надоедучим покажется: мертвяки поднимутся с погостов и пойдут в охоту за мясом.

– Вот тогда и приду к тебе, – сказала Александра.

Синица посмотрела хмуро, будто собираясь ругаться, но наконец расправила брови. Отвернувшись, она прошлась по комнате, попутно пнула пару подушек и остановилась. Стянула кафтан, оставаясь в тонкой шелковой сорочке. Вернувшись, снова села, теперь еще ближе, и опустила тяжелую ладонь Александре на колено.

– Пусть будет по-твоему, – сказала она веско. Грудь ее поднялась и опустилась. – Отпущу тебя. И даже коляску дам тебе с Ягинкой, и золота местного, чтобы путь в Живую Россию себе выкупил.

Казалось, разговор окончен, но Синица не убрала руку, а наоборот, легонько сжала колено. Пальцы ее, крепкие, с короткими плоскими ногтями, ощущались непривычным теплом на коже. Воздух загустел, затуманил голову медом, мысли тянулись, словно тугие капли с ложки. Музыка из общего зала теперь лилась другая, стала тягучей и плавной, пробираясь мурашками под доломан.

– Ну раз уж воевать со мной ты не хочешь, так, может, хоть отпразднуешь? – спросила Синица. Тепло от ее ладони двинулось вверх, обжигая.

Глава 13

Побег

Александра задохнулась. Тело задеревенело от ужаса.

– Госпожа Синица…

Она отклонилась, но Синица придвинулась и нависла, прижимая к мехам своим сильным жилистым телом.

– Понравился ты мне. – Эти слова, сказанные и раньше, звучали теперь совсем по-другому. Висок защекотало шепотное: – На одну ночь оставайся… теплом делиться будем…

Александра попыталась отстраниться, взять за плечо, но в темноте попала в мягкое, отдернула руку…

И вдруг:

– Ох!

Синица распрямилась. Вгляделась в нее. Долго молчала, видимо, заново оценивая то, чему уже имела понимание. Посмотрев еще, она кивнула на занавеску, за которой недавно исчезла Ягина:

– Она знает?

Александра покачала головой.

Синица подалась назад. Немного помолчав, она обхватила ладонями щеки Александры и прижалась губами между бровей, крепко и горячо, но совсем по-простому. Хотела что-то сказать, но была прервана грохотом и звоном и последующими возмущенными воплями из общего зала.

– Что там? – крикнула Синица охране.

Усатый соловей заглянул из-за полога.

– Да кот этот, проклятая бестия, отыскал где-то крысу и загнал на стол – опрокинули все, бутылки перебили…

– Кошка ревнивая… – пробормотала Синица, явно имея в виду не Баюна. – Переживает, как бы я тебя не попортила. – Она будто сразу невыразимо устала: глаза потускнели, вокруг рта залегли тени. Невесело усмехнувшись, она кивнула Александре: – Ну иди, «Быстров». Завтра отпущу тебя с Ягинкой на все четыре стороны.

Александра не двинулась с места.

– А его высочество?

Синица вздернула брови.

– Что с ним? – Поняв все по выражению Александры, она отмахнулась: – Нет, цесаревич остается. Он для ребят законная добыча.

– Но ведь от него вам только опасность, Кощей и в самом деле придет с местью!

– Значит, так тому и быть, – сказала Синица рассеянно, уже засыпая. – Рано или поздно мертвяки придут по наши души – так пусть хоть за дело… Ты иди, иди, Быстров, пей, ешь и, главное, уши береги. А я устала. Спать буду.

Она взялась за края рубахи, потянула, и Александра сочла за нужное удалиться.

Стоило ей выйти за занавеску, как ее руку крепко ухватили.

– У нас мало времени, – шепнула Ягина. – Соловьи сейчас примутся состязаться свистом, и другого случая освободить Коко нам не представится. Идите и наберите фляжку воды из бочки, видите? Напоите его, отвяжите и вместе отправляйтесь в сторону моста. Там, в траве слева, бежит живой ручей, быстро восстановит. У него и встретимся.

– Вы не пойдете с нами? – забеспокоилась Александра.

– У меня здесь еще дело, – загадочно сказала Ягина.

– А охрана? Тот старик наверняка неотступно следит сейчас за пленником…

– С этим поможет Баюша. Он стар и не имеет полной силы, но с одним соловьем, пожалуй, справится.

При этих словах облезлый котяра выступил из тени, важно засеменил прочь из шатра, и Александра отправилась следом. Она ступила наружу и первым делом глубоко вдохнула, сменяя приторный воздух свежестью и прохладой ночи.

Лагерь теперь гораздо больше походил на обычный военный бивуак. Люди вокруг костров разговаривали, ругались и пели, а еще занимались обычными солдатскими делами: варили в казанах еду, чинили платье, точили палаши и чистили ружья. То и дело раздавался смех, скрежет, стук и лошадиное ржание.

Встретив на пути бочку воды, Александра наполнила флягу и заторопилась дальше. Внимания она не привлекала, а в черной форме была и вовсе невидима. И все же кое-кто ее заметил.

– Эй, Быстров, – окликнули ее.

В животе сжалось, Александра обернулась, хватаясь за саблю.

Перед ней стоял малыш Зяблик.

– Чего тебе? – спросила она, подбираясь. Заподозрил? Крикнет подмогу?

Он постоял, будто сомневаясь, а потом все же протянул то, что держал в руках:

– Вот, Синица просила передать.

Это оказалось роскошное седло, украшенное бирюзой и шелковой нитью, золотая уздечка и мягчайший вальтрап из чьей-то полосатой шкуры. Глядя на богатый подарок, Александра на мгновение испытала укол совести за то, что собралась делать, однако это быстро прошло. Спасти Константина было важнее. Так что, поблагодарив Зяблика, она дождалась, пока он не скроется в темноте, и отправилась дальше.

Приметив у сухого ствола иссохшую сгорбленную фигуру, она замерла и пригляделась. Старик Сыч сидел в корнях, прикрывая глаза и причмокивая, в изувеченной ладони дымилась трубка.

Александра оглянулась, выискивая кота. Оказалось, Баюн сидел неподалеку, свесив усы и прикрыв веки. Неужто заснул? Александра замахала на него, привлекая внимание, а потом и шикнула, указывая на старика. Кот вздрогнул, но не сдвинулся с места, только седые усы мерно всколыхнулись.

– Сударь, – шепнула, теряя терпение, Александра, – не