Подполковник приподнялся со стула:

– А как раз в том, что ты, коммунист Запрелов, игнорируешь собрания первичной организации, считаешь возможным не присутствовать на них, причем когда рассматривается твое персональное дело, чем выказываешь неуважение не только коллективу, но и партии в целом. Вот члены комиссии и послушают твои объяснения. А заодно и объяснения в том, как ты пытался развалить роту. У комиссии к тебе найдется немало вопросов!

Илья кивнул:

– Конечно, с вашей-то подачи! Но и у меня найдутся ответы на них. С удовольствием выскажу членам партийной комиссии свое мнение о том, что на самом деле, а не по докладам, вашим или вашего подхалима-парторга, происходит в батальоне. Там, в дивизии, не все такие, как вы, подполковник, там и порядочные люди есть. Они меня поймут. А потом я буду требовать встречи с командиром дивизии. И тоже найду, что сказать ему! И он тоже поймет меня, так как, в отличие от некоторых, должность свою заслужил кровью, дважды отпахав в Афганистане!

Палагушин побагровел, но затем вдруг улыбнулся:

– Ну-ну, Запрелов! Попробуй прыгнуть выше жопы, я посмотрю, как у тебя это получится! А сейчас иди и завтра в 7.00 быть возле штаба. Форма одежды повседневная, облегченная! Свободен!

Илья вышел из кабинета. Парторг остался. Он, закрыв за Запреловым дверь, с тревогой взглянул на командира:

– Алексей Николаевич! А если этот фронтовик долбаный действительно начнет пороть правду! И на комиссии и, что еще хуже, генералу Баландину? А ведь Баландин из «афганцев» и к тем, кто служил «за речкой», относится особо. Тем более у нашего ротного вся грудь в орденах! Не сделаем себе хуже?

Комбат прошелся по кабинету! Встал напротив секретаря партбюро:

– Ссышь, Витек!

– Так… как-то неуютно! Возьмет Баландин да поверит Запрелову и зашлет в батальон комиссию. Те быстро разберутся, что и как было!

– Заткнись! И успокойся! Стал бы я затевать эту парткомиссию, если бы не знал, что Баландин с сегодняшнего дня в отпуске? И вечерним рейсом с семьей убывает в Москву?

Парторг облегченно вздохнул:

– Это другое дело!

Подполковник продолжил:

– К тому же из всего состава парткомиссии на заседании будет присутствовать всего две трети, как раз чтобы кворум набрался. А не будет на ней именно тех, кого Запрелов назвал «порядочными». Вишь ты, мы с тобой, значит, дерьмо в его понимании, а они порядочные. Так вот этих порядочных не будет. По разным причинам. Об этом секретарь парткомиссии позаботится. Валя Надеждин кое-чем обязан мне, он свое отработает. Нач. ПО и исполняющий обязанности комдива полковник Шустов завтра убывают в учебный центр на командно-штабные учения. Так что жалиться или говорить правду нашему Запрелову будет некому.

Русанов улыбнулся:

– Вы, как всегда, товарищ подполковник, просчитали все до мелочей. Вам бы не разведбатом командовать, а где-нибудь Управление разведки возглавлять!

– А я и буду начальником Управления. И погоны генеральские носить буду! Иначе зачем служить? Главное – карьера, получить должность высокую, остальное приложится.

– Вы уж тогда и про меня не забудьте, Алексей Николаевич!

Подполковник строго взглянул на парторга:

– Мог бы и не говорить этого! Палагушин верных ему людей не бросает! Так что, Витя, все зависит только от тебя! Скоро замполитом станешь, на майора бумаги тут же отправлю! Дальше видно будет. Главное, старайся!

– Я все понял, товарищ подполковник! Разрешите идти?

– Иди! Да смотри, Запрелова не упусти. Хоть возле двери его ночуй, но чтобы в 7.00 он как штык был тут, возле штаба!

– Есть! Все сделаю как надо!

Ночью Илья спал плохо. То ему снился Афганистан, последний бой в ущелье Паршен, то атака духов у перевала Саланг, где батальону не раз приходилось прикрывать перемещения транспортных колонн, то драка в каптерке. И во всех этих снах присутствовала Ирина, худенькая, неуклюжая, но необычайно красивая, несмотря на грустные, заплаканные глаза. Проснулся Запрелов в полшестого. На душе было плохо, тревожно. А еще предстояло провести непростой день в Ашхабаде, до которого следовало трястись в командирском «УАЗе» вместе с комбатом и проституткой парторгом. Лежа в кровати, Илья закурил. Табак вновь вызвал тошноту. Последствия пьянки хоть и ослабели, но до конца не отпустили. Может, оттого и сны эти, и состояние тяжелое?

Интересно, чего добивается с парткомиссией Палагушин? Ну, заслушают Запрелова, прочитают мораль. И все? Утверждать ей нечего! Решения, которое подлежало бы утверждению, просто не существовало. Тогда к чему весь этот фарс? Засветить капитана перед командованием дивизии? Да что гадать? Комбат сам вызвался представить партийному органу Запрелова, значит, что-то сказать ему имеет. Послушаем. Но как не хочется сегодня ехать на эту комиссию. Еще бы дня два, чтобы окончательно восстановиться. А потом хоть в Ашхабад, хоть в Афган, хоть на Марс. Без разницы. Может, выпить граммов сто? Для успокоения? Нет, не стоит. Надо потерпеть. Если и к началу комиссии не полегчает, то тогда можно будет немного принять на грудь чего-нибудь легонького.

В шесть часов Запрелов поднялся. Прошел в ванную комнату. Новенькая форма в виде брюк и рубашки, аккуратно отглаженных, висела на спинке стула. Капитан оделся, вышел. На углу дома увидел курсанта своей роты, задремавшего на бетонных блоках. Подумал, а этот что тут делает? Разбудил солдата, спросив:

– Гамов? Тебя каким ветром сюда занесло?

Курсант, проснувшись, вскочил на ноги, доложил:

– Так выставили вроде дневального для наблюдения за вами, товарищ капитан! Извините, здравия желаю!

Запрелов был крайне удивлен. Переспросил:

– Что? Выставили для наблюдения за мной?

– Так точно!

– И кто же тебя выставил?

– Капитан Русанов, по распоряжению командира части!

– Но зачем?

– Не могу знать!

– Тебе обязанности объяснили?

– Так точно. Я должен был проследить за тем, чтобы вы не покинули квартиру!

– А если бы покинул?

– Должен был бы следовать за вами, сообщив при первой возможности об этом капитану Русанову.

Запрелов сплюнул на асфальт:

– Не часть, а дурдом, в самом деле! Чего ж тогда спал, раз тебе пост такой важный доверили?

– Так разморило к утру! Вы уж, товарищ капитан, не говорите этому Русанову, что я уснул, а то замордует он меня!

– Этот точно, замордует! Не волнуйся, никому я ничего не скажу. Можешь идти в роту, я следую в штаб!

Курсант попросил:

– Можно, я за вами? Чтобы Русанов меня увидел!

– «Можно», Коля, Машку под забором, остальное в армии только «разрешите»!