гланды. Приплод знал о ней, знал, где она живет, с кем она живёт. Знал обо мне. Всё это ей сообщили с самого начала. Паранойя нервничающей иллинари начала раздувать ситуацию, усугубляя её стресс. Взяв сверток в шестой раз, она уже была на пределе, поэтому решилась вскрыть запечатанный пакет.

Там действительно были деньги, но непростые. В сверточке, который она должна была положить в ячейку банка, находились монеты души. Заполненные и заряженные.

— Ой дура… — простонал я, хватая себя за рожу.

Впору было плакать, да некогда.

— Конрад? — хрипло и тихо протянул Шегги под всхлипывания Шпильки, но уже было поздно. До нас донеслось несколько могучих, но мягких хлопков, а затем новый участник этой драмы, проникший сквозь выбитое окно, спросил мягким, но очень опасным шепотом:

— Я слышал, что тут упомянули монеты души…?

— Знаешь, Шеггард, в наших мирах есть лишь одна вещь, напрямую касающаяся Верхнего мира, — процедил я, не вынимая лицо из ладони, — Она зовётся «монеты души». Связываться с ними…

— … привлечь внимание Верхнего мира, Шеггард, — продолжил за меня Валера, ангел-алкоголик и держатель таверны «Отвернувшийся слон», — в наихудшем смысле.

— Догадайся, чего не любят эльфы Магнум Мундуса сильнее всего? — вздохнул я, отнимая руку от лица, — Валера, ты уже всё видишь.

— Вижу? — грустно вздохнул ангел, садясь на мою кровать и нагибаясь, чтобы вытащить из-под неё бутылку водки, — В том-то и дело, Конрад Арвистер, Блюститель Срединных Миров. Я не вижу главного. Отражение монет от твоей подруги Анники никуда не ведет. Она в моем взоре есть начало и конец, альфа и омега пути чужих душ. Их блеск в её душе, но что с этого толку? Любой принцепис сочтет её грешницей.

— Аы? — сквозь слезы и сопли удивилась наша иллинари.

— Ты не только свою бестолковку и нас подставила, дурында… — вздыхаю я, — Но и свою душу.

Монеты души только называются монетами. Это, так сказать, божественные филактерии, с помощью которых очень специфичные души доставляются в очень специфичные места. Правда, технологию украли демоны еще до того момента как обезьяна, от которой произошли самые древние эльфы, вынула палку из собственной жопы и стукнула ей соседку. Так что, если речь идет о монетах души в Омниполисе — речь идёт о демонах. Никак иначе.

Очаровательно. Что может быть хуже? Ты, Конрад, буквально не выходя из дому, влип в эльфов, в шпионов Канадиума, в дохлую ведьму, в расчеты монетами души между Золотым Приплодом и неизвестными малефикарами и в смертельно опасный кризис твоей тугодумной милиписечной подруги. Что-то может быть хуже?

Да, может. Открывается дверь спальни и ко мне врывается кавалькада из двух кошек мужского пола, одной компактной вампирши и одной человекообразной крысищи!

…а бармен им и говорит!

— Девушки, вы немного невов…

— Обнаружен ритуал тауматургии у держателя, уровень — мастерский, — выдал появившийся призрак гребучей дохлой орчихи, глядя на меня, — Ты признан наследником…

Пока все слушали то, что я уже и так знал, оставалось только обратиться к моему последнему товарищу, тому, который никогда меня не подводил. К потолку. Уж от него то…

А, не. Поздно. Старина Арвистер, видимо, не вывез происходящего, потому что с потолка мне улыбался глиммерколтский лось с горящим во лбу символом Матери-Магии. С сочувствием, разумеется, но улыбался. Сука такая. Да, я прекрасно понимал, что он не более чем галлюцинация, тем более что лось был двухмерный и шёл волнами как в старом телевизоре, да и то, что рядом стоящая Мыш, задрав мордочку, не орала от ужаса, но, тем не менее, лось был, пусть и только в моем воспаленном разуме.

Сейчас ангел убьет… нет, не убьет. Выдернет из Шпильки душу и отправится вместе с ней в Верхний мир, где её опросят и… отпустят. То, что тело окочурится — никого вообще не волнует, затронуто очень серьезное дерьмо. Вместе с тем пропадет моя единственная зацепка о том, куда бежать и что делать, потому что кроме сопливых признаний Анника по фактам не прошлась ни разу. Напасть на ангела? Не мои штанишки, тут нужен минимум Король. Да и то — напасть на ангела, исполняющего обязанности временного принцеписа — это вызвать на все наши головы Гнев Небес. Нас тогда вызовут всех.

То есть — выдернут души.

Признай, Конрад, ты не справился. Хреновый из тебя детектив. Да и…

— … рад! Конрад! — худой, печальный и слегка дышащий перегаром Валера аккуратно (сам!) тряс меня за плечо, — Вернись к нам.

— А? — вернулся я, ничего особенно не ожидая от будущего. Ну хоть Шпилька по-прежнему свисала с твердокаменного пуза брата, как никогда напоминая ребенка в подгузниках. Живая.

— Я не могу забрать Аннику Скорчвуд, — объяснил хозяин кабака свои телодвижения, — Пока. Ты привязал её черным колдовством к невинной душе. Понял?

— Не особенно, — потряс я головой, — Но продолжай.

— Не тупи, вампир, — вздохнул Валера, — У тебя есть время.

Время. Есть время пока моё проклятие связывает жизненные силы брата с сестрой. А, вот значит как. Ну хорошо. Да. Замечательно. Просто прелестно. Мне тут, давеча, снова сутки времени на поиск книг дали… Секунд пять назад.

Как же вы мне все дороги.

— И вот чем ты теперь отличаешься от этой дохлой хабалки? — ткнув с сторону таращащихся на нас котов, я заставил ангела захлебнуться праведным возмущением. Проехали! Найти книги, найти тех, кто связан с монетами. Понятно.

— Да что тут у вас вообще происходит⁈ — взвыла белугой ничего не понимающая Алиса, но была мной схвачена и высунута за дверь вместе с Мышью.

— Идите гладьте котов, — буркнул я, — Не мешайте.

А затем принялся потрошить Шпильку на все возможные сведения. Через две минуты после начала потрошения Мыш была возвращена и приобщена к общему делу, кинувшись к телефону и начав звонить своим более крысоподобным родственникам. Алиса обиженно ругалась и гладила котов, но, будучи озадаченной сварить нам всем кофе, начала бить посуду из вредности. Шегги вздрагивал от звона каждой новой тарелки, а его морда выражала все пятьдесят тысяч оттенков стыда и раскаяния. Я рассеянно подумал, что Валера сейчас просто купается в самом любимом для ангелов чувстве.

Хреновы паразиты, ничем не лучше вампиров.

— Конрад, я тебя сейчас в глаз ударю.

— Я молчу!

— Твоя аура похожа на испражняющегося демона, брызгающего кислотой