В течение следующих четырех часов Джиордино руководил своим экипажем крайне жестко. Позднее оператор гидролокатора утверждал, что агрессивный итальянский язык хлестал по его ушам, как хлыст. Это было мастерское представление. Брешь заделали, осталось лишь несколько маленьких трещин, но вода уже успела подняться выше трюмов, а на нижней палубе она была по щиколотку.

С двумя тоннами воды «Де Сото» двигался медленно. Джиордино игнорировал это в своей ярости и увеличил скорость до упора. Внезапный рывок скорости привел к тому, что пробоина вновь начала пропускать воду, и судно развернулось обратно в сторону Нью-Йорка.

Потеряли два дня. Катер поставили в сухой док, и корпус отремонтировали. Но они не успели отплыть, как обнаружили, что неисправен магнитометр, пришлось доставлять новый из Сан-Франциско. Потеряли еще двое суток.

Наконец при свете полной луны Джиордино внимательно следил за тем, как «Де Сото» проплыл под массивным каменным береговым устоем, который когда-то поддерживал мост. Он высунул голову в открытый иллюминатор рулевой рубки.

— Каковы показания эхолота?

Глен Чейз, неразговорчивый, лысеющий капитан лодки, бросил взгляд на красные цифры прибора.

— Около двадцати футов. Можно довольно безопасно остановиться здесь до утра.

Бросили якорь, лодку закрепили линями, привязанными к подходящему дереву на берегу и к проржавевшим останкам пирса моста на реке. Двигатели заглушили, включили вспомогательный блок питания. Чейз внимательно разглядывал разрушающийся береговой устой.

— Наверное, он был надежным в свое время.

— Пятый в мире по длине во время строительства, — сказал Джиордино.

— Как думаешь, почему он разрушился?

Джиордино пожал плечами.

— Согласно отчету, сделанные выводы неубедительны. Лучшая теория заключалась в том, что сильные ветры в сочетании с ударами молнии ослабили поддерживающую ферму.

Чейз кивнул головой в сторону реки.

— Думаешь, он ждет там, внизу?

— Поезд?

Джиордино посмотрело на воды, освещенные луной.

— С ним там всё в порядке. Обломки крушения не нашли в 1914 году, потому что всё, что было у спасателей, ограничивалось водолазами в медных шлемах и в неудобных костюмах из брезента, которые ходили ощупью из-за нулевой видимости, и кошками, которые тащили небольшие лодки.

Их оснащение было слишком ограниченным, да и искали то они не в том месте.

Чейз поднял свою фуражку и почесал голову.

— Всё узнаем через пару дней.

— Меньше, если повезет.

— А как насчет пива? — спросил Чейз, улыбаясь. — Я всегда покупаю для оптимизма.

— Думаю, что не повредит, — сказал Джиордино.

Чейз исчез на трапе и прошел в камбуз. Было слышно, как в главном обеденном салоне экипаж шутит, настраивая телевизионную антенну тарелку для приема сигналов от проходящего трансляционного спутника.

От внезапного холода по волосатым рукам Джиордино поползли мурашки, он протянул руку в рулевую рубку за ветровкой. Когда он застегивал молнию, ему что-то послышалось, он прислушался.

Появился Чейз и передал ему банку пива.

— Не подумал о стаканах.

Джиордино поднял руку, призывая к молчанию.

— Ты слышишь это?

Чейз нахмурился.

— Слышу что?

— Слушай.

Чейз наклонил голову, закрыл глаза, уставившись невидящим взглядом человека, сконцентрированного на звуках.

— Слабый свист, — безразлично произнес он.

— Ты уверен?

Чейз кивнул.

— Правда, слышу его. Определенно свисток поезда.

— Не находишь, что это странно? — спросил Джиордино.

— А почему я должен так считать?

— У дизельных локомотивов пневматический гудок. Только старые паровозы сигналят свистком, а последний снят уже тридцать лет назад.

— Может быть, это какие-то детские гонки в парке развлечений где-то вверх по реке, — предположил Чейз. — По воде звук может передаваться на очень большое расстояние.

— Не думаю, — сказал Джиордино, отгибая руками уши и раскачивая головой назад и вперед, как антенна радара. — Становится громче. Громче и ближе.

Чейз нырнул в рулевую рубку и вернулся с картой наземных дорог и фонариком. Развернул карту на ограждении палубы и включил фонарик, освещая ее.

— Взгляни сюда, — сказал, указывая на крошечные голубые линии. — Главная железнодорожная линия проходит на двадцать миль южнее от этого места.

— А ближайшая трасса?

— В десяти, возможно, в двенадцати милях.

— Но что бы ни издавало этот звук, он исходит с расстояния не более мили, — категорически заявил Джиордино.

Джиордино пытался определить направление. Сияющая луна освещала местность с кристальной ясностью. Он различал отдельные деревья на расстоянии двух миль. Звук приближался по западному берегу реки над ними. Не было никакого движения, не было огней, исключая лишь свет, включенный в нескольких дальних фермерских домах.

Еще один пронзительный звук.

Сейчас уже новые звуки. Лязг тяжелой стали, хриплый, пульсирующий выхлоп пара и газов в ночи. Джиордино ощущал себя, словно его подняло в воздух. Он стоял неподвижно. Замер в ожидании.

— Он поворачивает, поворачивает к нам, — выпалил Джиордино, будто пытался убедить самого себя. — Боже, он падает с развалившегося моста.

Они оба пристально смотрели вверх, на вершину берегового устоя, неспособные дышать, неспособные понять, что происходит. Внезапно оглушающий шум невидимого поезда вырвался из темноты над ними. Джиордино инстинктивно пригнулся. Чейз замер на месте, лицо побелело, как у мертвеца, расширенные зрачки глаз были похожи на черные пропасти.

И затем резко наступила тишина, тишина, подобная смерти, зловещее молчание.

Никто из них не мог произнести слово или шевельнуться. Они стояли как вкопанные на палубе, подобные восковым фигурам, лишенным сердца и легких. Медленно Джиордино собрался с мыслями и взял фонарик из безвольной руки Чейза. Он осветил им верхушку берегового уступа.

Смотреть было не на что: кроме выветрившегося от времени камня и непроницаемых теней, там ничего не было.

«Оушен венчерер» стоял на якоре над обломками кораблекрушения «Императрицы Ирландии». Рано утром прошел небольшой дождь, белый корпус судна переливался оранжевыми отблесками в лучах утреннего солнца. Резким контрастом на расстоянии двухсот ярдов от него была потрепанная старая рыболовная лодка, выцветшая голубая краска которой растрескалась и местами отвалилась. «Оушен венчерер», силуэт которого четко вырисовывался на фоне светлеющего горизонта, казался рыбакам творением художника с извращенным чувством юмора.