Мне снилось, что я плыву на лодке и гребу веслами. Вдали показалась длинная военная ладья с раздутыми парусами. На носу ее стоял Макбет. А рядом с ним — два прекрасных юноши. Они плыли на запад в лучах заходящего солнца, и ветер отдувал назад их золотистые волосы. У всех у них были одинаковые сильные, отчетливые профили. И во сне я знала — это наши сыновья. Как ни странно, Лулаха среди них не было.

Я закричала и начала грести быстрее, но догнать их мне не удавалось. Макбет бросил мне длинную веревку, и я схватила ее, чтобы привязать к своей лодке, но узел развязался, и пенька заскользила по воде. Когда я подняла голову, ладья уже исчезала в красном свете заходящего солнца. Я открыла глаза и поняла, что меня окружает тьма.

Наступил канун Дня Всех Святых, или Самхайн, как его называют гэлы. В это время прозрачная преграда, отделяющая этот мир от следующего, истончается, как водная оболочка плода. Духи проникают из одного мира в другой и подшучивают над людьми. Самхайн особенно благоприятен для гаданий, ибо царящая в это время атмосфера усиливает значение пророчеств и снов. Может, именно поэтому мой сон о Макбете и наших сыновьях, уплывающих на ладье, показался мне таким ярким и пугающим.

Когда стемнело, Биток, Элла и еще несколько человек из Элгина собрались посмотреть на веселье — в эту ночь жгут костры, и молодые люди перебегают от дома к дому, из деревни в деревню, разыгрывая соседей, исполняя песни и заговоры, чтобы отпугнуть злых духов. Я решила пойти вместе с ними, так как Макбет опять отправился объезжать территории, а мне надо было развеяться, к тому же я хотела насладиться свободой, так как, куда бы я ни отправлялась, повсюду меня сопровождали телохранители.

Мы пешком спустились в долину. Мимо нас прошествовала компания мальчишек, которые вели мула и распевали песни под перезвон маленьких бронзовых колокольчиков. Они были облачены в черные плащи, а лица у всех раскрашены. При виде нас они сообщили, что самые вкусные сладости раздают в дальнем конце долины в доме кузнеца. Мы рассмеялись, так как знали, что испекла их Лилиас, молодая жена Фионна. А раз слухи о ее восхитительных сластях так широко распространились, скорей всего ей придется работать всю ночь, чтобы ублажать бродячих духов.

Биток и Элла потащили меня дальше, ибо им не терпелось добраться до дома ткача, где в эту ночь должны были предсказывать будущее. Элла прихватила из Элгина корзину с орехами и яблоками, так как считалось, что именно эти фрукты предпочитают духи. Дом ткача был виден издалека — так его освещали масляные лампы и яркий огонь, горевший в очаге. Мы вошли внутрь, а телохранители остались во дворе.

Узнав меня, жена ткача поднесла нам чаши с элем, а мы отдали ей нашу корзину. Дом был полон гостей. В основном это были девушки и женщины, которые также поприветствовали меня. Кое-кого из них я тоже знала по именам. Нас провели ближе к очагу, и ткачиха усадила нас за сосновый стол, на котором стояли подносы с лепешками и фруктами, а также кувшины с элем. У очага стояла высокая сгорбленная старуха в темном платке.

— Кейлих спустилась сегодня с гор, чтобы предсказать нам будущее, — промолвила жена ткача. Подобные розыгрыши были неотъемлемой частью веселья, ибо Кейлих была королевой ведьм, которая жила высоко в горах и каждую зиму пленяла прекрасную Бригиду. Старуха подняла голову и устремила на меня пристальный взгляд.

— Это жена угольщика, — прошептала Биток.

Я поприветствовала пожилую женщину, которую звали Уна, и стала смотреть, как она гадает трем девушкам. Перед ней стояли миска с яйцами и три чаши с водой. Каждая из девушек взяла по яйцу и, разбив его, вылила в воду белок. Все склонились, чтобы посмотреть, какую форму он принял, ибо в соответствии с ней можно было предсказать особенности будущего мужа. Жена угольщика подняла руку.

— Через год у тебя будет муж, — сообщила она первой девушке. — Он придет с севера. А ты выйдешь замуж через несколько месяцев, — сказала она второй. — И я советую тебе поспешить, ибо скоро твой свадебный наряд не сможет скрыть ребенка, находящегося под ним.

Девушки захихикали, а несчастная просительница залилась краской.

— У тебя уже был муж, но он погиб в бою, — сказала она третьей, рассматривая след растекшегося белка. — А второго может и не быть. — Молодая женщина побледнела и попятилась. — Приходи ко мне в Белтан через некоторое время, и мы посмотрим — может, что-нибудь изменится, — не без участия добавила старуха.

Жена ткача подтолкнула вперед Биток и Эллу, и старуха дала им по яйцу.

— Тебя ждет прекрасный муле, высокий и сильный, как дуб, — сообщила она Элле, — а вот для тебя, моя темноволосая подруга, я пока не вижу никого.

Элла поблагодарила старуху, а Биток словно окаменела. Потом она протянула руку, взяла еще одно яйцо и невозмутимо разбила его. Жена угольщика пожала плечами и бросила взгляд на мутную субстанцию.

— В течение многих лет ты будешь прислуживать своей госпоже, — она указала на меня, — и, когда она обретет спокойствие, возможно, ты найдешь себе мужа.

Когда я обрету спокойствие? Я хотела спросить, что она имеет в виду, но промолчала. Уна протянула руку ко мне — пальцы у нее были серые от въевшейся угольной пыли:

— Подходи, госпожа Морея. Мы с тобой поговорим. Только ты и я. Ты ведь пришла сюда, чтобы рассказать о том, что тяготит твою душу.

Холодок пробежал по моей спине, и женщины затихли. В эту ночь, предназначенную для веселья, Уна не всех радовала своими предсказаниями, повергая некоторых в тоску и уныние. Жена ткача нахмурилась, и я покачала головой:

— У меня уже есть муж, и я всем довольна. Так что я не собираюсь его бросать в ближайшее время, — легкомысленно ответила я, и кое-кто рассмеялся. — Продолжай дальше. Я не хочу мешать тебе.

И старуха пригласила следующую девушку, ожидавшую предсказания.

Жена ткача отвела меня в сторону, налила своего лучшего эля и показала ткани своего мужа. Я попросила ее прислать несколько отрезов в крепость и пообещала щедро заплатить за них.

Когда мы уже начали прощаться, ко мне снова подошла жена угольщика, которая крепко взяла меня за руку и попросила выйти на улицу, чтобы поговорить наедине. Мы отошли от дома на некоторое расстояние и остановились в отблесках горевшего неподалеку костра. Множество таких же костров, мерцавших, как желтые звезды в ночи, усеивало склоны ближайших холмов.

Мои служанки и телохранители остались во дворе, откуда то и дело доносились взрывы хохота, так как девушки принялись кидать через хижину свои башмаки, чтобы потом посмотреть, где они приземлятся. Стой стороны, куда указывал носок, должен прибыть будущий муж или возлюбленный. Башмаки, вставшие на попá, носком вверх, предсказывали безбрачие, — так гласила традиция. Биток отказалась участвовать в этой забаве, а Элла зашвырнула свой башмак так высоко, что Ангус и остальные телохранители расхохотались и начали поддерживать ее своими криками.

— Ты хотела поговорить со мной, — заявила жена угольщика.