20 декабря прошли в первый раз мимо большого ледяного острова, который третьего дня казался нам берегом; он был длиной в итальянскую милю и вышиной около 30 саж. С любопытством смотрели мы на ледяную громаду, близ которой находились. Нам надлежало ближе ознакомиться с этими кристальными островами, которые, вероятно, надолго будут неразлучными нашими спутниками. Ледяной остров имел вид огромного здания. С одной стороны, на отлогости его стояли рядами пингвины и, казалось, с изумлением смотрели на приближающиеся к ним чудовища. Киты, как будто в честь нашу, пускали фонтаны. Ночью на 21 декабря прошли мы между многими большими льдинами; к счастью, луна светила, и мы могли избегнуть их ударов. 22 декабря, когда поутру погода прояснилась, увидели высокий темный, доселе неизвестный остров, состоящий из голого камня, вершина которого покрыта льдом и снегом. Южная часть похожа на Сахарную Голову.

Остров это имеет в длину две мили. Это было первое наше открытие в Южном Ледовитом океане. На следующий день открыли второй, круглый, весьма высокий остров. Погода стояла прекрасная, а потому и вновь открытый остров, несмотря на его неприступные скалы, показался нам менее мрачным. На середине острова, имеющего в окружности 12 миль, возвышается гора, покрытая снегом. Между тем с самого утра нависшие в северной части горизонта темные тучи не переменяли своего положения и заставляли предполагать, что и тут должен быть берег. Прошед несколько миль по этому направлению, мы действительно открыли третий неизвестный остров. На юго-западной его стороне находилась гора вышиной около тысячи двухсот фут. от поверхности моря, из жерла которой шел густой смрадный дым и расстилался по воздуху, как из трубы парохода. Вид горы похож на две латинские буквы SS, наклоненные одна к другой. Этот остров менее покрыт снегом, нежели два первых, а близ жерла и вовсе его незаметно. Ночью мы держались недалеко от этого острова. Вероятно, капитан Беллинсгаузен желал ближе обозреть его.

24 декабря, находясь близ юго-западного мыса вулканического острова, шлюпы легли в дрейф и послали шлюпки к острову. На нашей поехали лейтенант Обернибесов, мичман Куприянов и я. Приближаясь к острову, мы окружены были множеством птиц. Пингвины выскакивали из воды у самого борта шлюпки, так что можно было их брать руками.

Петерли, пинтады, эгмондские куры летали над нами, альбатросы своими длинными крыльями чуть не задевали за наши головы. Видно, что здесь птицы людей не боятся, впрочем, и немудрено, вероятно, никогда никакое судно в этих водах не проходило и, следовательно, ничто не возмущало спокойствия обитателей этого острова, в числе которых пингвины занимают главное место – они здесь настоящие хозяева.

Может быть, по временам огнедышащая гора извергала пламя и потоки лавы текли по крутым ее ребрам, только не было разумного существа, которое могло бы видеть и понимать это величественное явление. Мы подошли к самому острову, но пристать к нему не было возможности: страшный бурун ходил по камням, которыми окружен берег. Продолжая идти вдоль него, нашли напоследок маленькую бухту, в которой волнение было потише. Вошед в нее, мичман Куприянов и я выскочили на один высунувшийся из воды камень, двое матросов последовали за нами. Лейтенант Обернибесов с прочими остался на шлюпке. Подымаясь с трудом с камня на камень все выше и выше, мы достигли до крутой снежной горы, которая, упираясь срединой на острый, слизью покрытый камень, висела над двумя глубокими пропастями, а верхом своим соединялась с поверхностью острова. Долго думать было нечего, мы все отправились ползком на гору. Сначала все шло благополучно, мы уже достигли двух третей горы, оставалось до верху не более двух саженей.

Но тут, к несчастью, весь снег, в который упирался я ногами, обрушился, левая рука также вышла из-под снега, я висел на одной правой, и та уже скользила. Еще одна секунда – и я должен был лететь в одну из пропастей, перерезанных острыми камнями, на дне которой кипел страшный бурун; ни помощи, ни спасения ожидать было неоткуда… Предав себя на волю Божию, я чувствовал, что в это самое мгновение полечу в бездну; рука совершенно выходила из-под снега; в глазах потемнело, все кончено… Но Господь помогает человеку и тогда, когда по его расчетам нет уже ему никакого спасения. Матросы, только что достигшие в это мгновение до вершины горы, заметили мое положение; один из них, избавитель мой – Петунин, бросил мне конец веревки; судорожно схватил я ее обеими руками и был поднят на край острова. Мичман Куприянов с матросами взял дорогу правее меня; они счастливее совершили опасное по совершенно отвесной горе восхождение.

Пространная равнина, на краю которой мы теперь стояли, была покрыта без преувеличения миллионами пингвинов; их хриплый крик, соединяясь с шумом волн, разбивающихся о прибрежные камни, произвел на меня, так чудесно в эту минуту спасенного, неизъяснимое, неизгладимое впечатление.

Я был в каком-то новом, чудном свете; для меня начиналась как будто новая жизнь. Пингвины, подняв свои головы, с недоумением смотрели на не виданных ими пришельцев и принимались хриплым голосом кричать еще громче. Посреди острова, на возвышенной горе, находилось жерло, из которого шел густой дым; черные, как бы обгоревшие тропинки, идущие от вершины вулканической горы по скатам, ясно показывают ее прежние извержения. Грунт земли состоит из черных ноздреватых камешков и серого песку.

Мы не могли сделать ни одного шага вперед, потому что пингвины стояли сплошной массой. Они на лапках своих держатся прямо, как человек, и ходят, переваливаясь с боку на бок; вместо крыльев имеют ласты, которыми могут бить довольно сильно. Самки сидели на яйцах, каждая из них имела одно яйцо, которое поддерживала лапками. Возле самок стояли самцы, храбро защищавшие подруг своих ластами, когда похищали их яйца. Решась идти вперед, мы стали расталкивать пингвинов; они падали направо и налево и очищали нам дорогу. Мичман Куприянов выстрелил дробью в одного пингвина; раненый тотчас окружен был множеством своих собратьев, с изумлением смотревших на окровавленного товарища.

Мы заметили, что пингвины ходят с острова в воду для пищи и купанья один за другим, линиями в совершенном порядке. С моря возвращаются на остров так же один за одним, гуськом, не торопясь и без малейшего замешательства. Мы привезли несколько пингвинов с острова на шлюп. Они были двух родов, одни многочисленнейшие, вышиной менее аршина, имеют клюв черный, шею снизу белую, спину и ласты бурые, переднюю часть белую, лоснящуюся, глаза желтые с черными зрачками. Другого рода пингвины выше, красивее первых, с палевыми шейками, с красными носами и глазами и желтым хохлом. Этих пингвинов у нас на шлюпе называли королевскими, а на «Востоке» – мандаринами. Те и другие сначала ничего не хотели есть, вероятно скучая о потерянном приволье, напоследок привыкли к солонине, которую маленькими кусочками проглатывали. Пили соленую воду и любили, когда их ею обливали. Из открытых островов первый назван островом Лескова, второй – Высоким, третий – Завадовского, а все вместе в честь морского министра островами Маркиза де Траверсе. Они лежат: первый – в широте 56°41', второй – 56°44' и третий – 56°18'. Долгота острова Завадовского, находящегося почти посредине группы, 27°30' западная.