– Банни, ну что ты, ей-богу, – отозвался Бак. – Она моя настоящая сестра!

– Ой, ну ты понимаешь, о чем я. Сьюки, он ни единого слова мне про твое удочерение не сказал, так что ему, поверь мне, разницы никакой, иначе я бы знала. Но все равно невероятно. Поразительно, как похоже вы себя ведете, а при этом даже не родственники.

Бак закатил глаза:

– Банни, хватит уже, ладно?

Бак на Банни взъелся, а Сьюки нет. В конце концов, Банни говорила сущую правду. По крови они с Баком не были связаны, но это не имело значения. Они всегда будут братом и сестрой, несмотря ни на что.

Странным поворотом судьбы, случайным совпадением их, двух разных людей, свело вместе, на всю жизнь. В 1945-м Ленор захотела дочь, а тут подвернулась Сьюки. А как вышло, что в тот день объявилась Ленор, – кто знает. Могла бы запросто выбрать другую малышку или прийти на день позже, и Сьюки кто-то уже бы удочерил. Видимо, так суждено.

Через несколько дней после их отъезда Сьюки получила письмо от Бака.

Сестрица,

Спасибо за гостеприимство. Нам все понравилось, мы с Банни все еще битком набиты индейкой. Родная, прилагаю письмо, которое мне дал папа. Пусть оно будет у тебя. Может пригодиться, если когда-нибудь соберешься шантажировать Крылатую Нику.

Люблю тебя, сестрица.

Бак

К письму прилагалась записка папиным почерком.

К сведению заинтересованных лиц.

Сим подтверждаю, что я, Олтон Картер Крэкенберри, несу полную ответственность за противозаконную подделку свидетельства о рождении моей дочери.

О. К. Крэкенберри

Июль 1945 года

Ленор Симмонз редко в чем терпела поражение, но за одиннадцать лет брака не смогла забеременеть. Надеялась, что все произойдет в Техасе в войну, когда их туда перевели, но нет. А теперь война почти закончилась, и унизительно было возвращаться в Селму, где все друзья уже счастливо растили детей. Ее домработница Кончита и намекнула ей в доверительном разговоре, что стоит съездить в далласский детдом «Глэдни» и там глянуть. При первом же удобном случае они с Олтоном полетели в Даллас.

Персонал оказался очень приветливым, у них была уйма одно-, двух– и трехлетних детей войны, и Ленор повидала всех, но к концу дня сказала управительнице заведения:

– Они все совершенные лапочки, но я вот подумала… а нет ли у вас кого помладше?

– В смысле?

– Я искала младенца, желательно девочку.

– Вон что.

– Не припрятан ли у вас кто-нибудь, кого я еще не видела?

– Нет.

– Вообще никаких младенцев?

– Ну, у нас есть одна девятимесячная девочка, но есть и заинтересованная пара, они завтра приедут ее смотреть.

У Ленор загорелись глаза:

– То есть она отложена?

– Можно и так сказать. Да.

– Позвольте нам хотя бы глянуть на нее, а? На случай, если другая пара сорвется. Пожалуйста. Люди иногда меняют решение.

– Что ж, пожалуй, можно вам ее показать, но не забывайте: на нее есть серьезные планы.

– Понимаем, конечно, правда, Олтон? Мы одним глазком.

Через пять минут Ленор, взяв ребенка на руки, воскликнула:

– Олтон, ты посмотри в эти глазки. Уж если она – не вылитая я в том же возрасте, то я и не знаю, кто тогда. И вот еще что, – сказала она, откинув одеяльце, – у нее симмонзовские ножки!

Ленор влюбилась с первого взгляда, и другая пара не видала девочку как своих ушей.

Браунсвилл, Техас

Узнав о подделке свидетельства о рождении, Олтон Крэкенберри страшно расстроился.

– Уму непостижимо, как ты вытворила такое за моей спиной. Господи, Ленор, ты о чем думала? Я офицер армии Соединенных Штатов. Меня за такое под трибунал отдадут. Немедля порви.

Ленор схватилась за грудь.

– Нет, не могу. Прошу тебя, Олтон… это же маленькая святая ложь, но позволит Саре Джейн наследовать Симмонзам. О ней подумай. И представь, каково будет бедной крошке жить со свидетельством о рождении, в котором записано «отец неизвестен». Это убьет ей самооценку, напрочь.

– Ты понимаешь, что этот документ незаконный? Если люди узнают, что ты за него заплатила, тебя арестуют за подделку.

– Но никто же не узнает. Олтон, ты подумай о будущем своей дочери. Я это делаю ради нее, не ради себя. Какой приличный мальчик из приличной семьи женится на девочке, у которой отец невесть кто? Она никогда не станет «Каппой» и в свет не выйдет, да и какой девочке не хочется быть на год моложе, если выпала такая возможность?

– Что?

– Ты же хочешь, чтобы у нее были все мыслимые преимущества, верно? Девушке и так непросто выбиться в люди, зачем же обременять ее этим клеймом, причем в том, что она не может исправить? Да, мы тут, наверное, слегка нарушаем закон, но этот листок бумаги все для нее изменит.

– Но, Ленор, это же ложь…

– Но это могло быть правдой. Она же могла быть нашей дочерью. И, признай, она день ото дня все больше похожа на Симмонзов. Ты разве не веришь в предназначение? Думаю, Бог хотел, чтобы она росла у нас.

– Ленор, только Бога сюда не примешивай. Это преступление.

После продолжительной мольбы и падений на диван с рыданьями и криками «Ты меня не любишь!» Олтон, вопреки здравому смыслу, наконец согласился – но с одним условием:

– Ленор, если нас поймают, не говори, что я тебя не предупреждал.

– О нет. – Она улыбнулась и осушила слезы. – И не волнуйся, Олтон, я возьму на себя всю ответственность. Как ее мать я с радостью отсижу положенное время в одинокой тюремной камере, если это защитит будущее моей дочери. Для материнской любви ничто не жертва. – Последнюю фразу она произнесла, глядя на себя в зеркало.

Через два месяца, когда Ленор с Олтоном возвратились домой в Алабаму с новорожденной дочерью Сарой Джейн, все заметили, что для двухмесячного ребенка девочка крупновата, но Ленор пожелала обозначить в свидетельстве о рождении дату удочерения. И стало по слову ее, спасибо довольно сносно состряпанному документу, который Ленор при помощи Кончиты привезла из Мексики – у той был там друг, умелец для таких дел. Ленор хотела одного ребенка, и Бак через год стал полной неожиданностью. Вон как.

Ленор не моргнув глазом выдумывала всякое. Ее отец и бабушка делали то же самое. Мать Ленор не умерла родами. На самом деле, когда Ленор было пять, ее обожаемая мать вернулась из поездки в Новый Орлеан и объявила мужу, что Селму, Алабама, и его самого она ненавидит и уезжает навсегда.