– Заткнись! – рычит другой голос. – Разве и так не тошно ехать?

Неожиданно все замолкают.

Я горблюсь в углу в попытке спастись от холода. Но сиденья деревянные, и, как ни сиди, удобно не устроишься.

Поезд грохочет в ночи, двигаясь на полной скорости. Лязгает металл. Нас потряхивает. То и дело раздаются продолжительные гудки. Звучат они необычно, будто ревут от боли животные.

Какое-то время я прислушиваюсь к ритмичному стуку колес о стальные рельсы.

Мощный толчок заставляет меня проснуться и вздрогнуть.

Крики в вагоне возвращают меня к реальности.

– Ради бога, выходите! Нас обстреливают!

Партизаны.

Раздается металлическое лязганье. Я вскакиваю и поправляю каску. Сразу понимаю, что поезд остановился.

– Мы сошли с рельсов?

Карл отвечает:

– Не думаю. Должно быть, подложили под полотно что-то. Поезд остановился до того, как началась стрельба. Или, может, разобрали рельсы.

– В любом случае они обстреляли локомотив, – уточнил кто-то.

Чьи-то руки валят меня на пол сильным толчком.

– Нагнись, дурень! Одного из нас уже подстрелили!

Теперь и я слышу стоны, доносящиеся из угла купе.

Мысли мелькают быстро. Что делать? Стрельба продолжается. Я слышу резкие хлопки даже внутри вагона. Было бы глупо выскочить из поезда просто так. Эти свиньи, должно быть, нас поджидают и высматривают, кто покажется в окне.

Через несколько секунд очередь станкового пулемета извещает нас о том, что вступила в бой охрана поезда. И вовремя!

Франц опускает одной рукой вниз то, что осталось от окна купе. Из-за обледенения рама поддается с большим трудом. Осторожно поднимаю голову и смотрю на темный ряд деревьев примерно в 50 метрах.

Партизаны устроили засаду в месте, где железнодорожный путь проходит через лес. Смутно различаю темные контуры соседних вагонов. Мы к тому же на повороте железнодорожного полотна. Все продумали, сволочи!

Пуля ударяется в вагон как раз под окном, слышится скрежет рвущегося металла. Нам нельзя здесь оставаться. Чрезвычайно опасно. Эти свиньи прячутся в лесу и забавляются, стреляя по нам наугад.

Вдруг приходит решение. Мне нужно вернуться в свою роту.

Выхожу из купе, переступаю через людей, растянувшихся на полу. После долгого и трудного перехода по длинному коридору вагона в согнутом почти вдвое положении достигаю наконец двери выхода из вагона. Франц и Карл последовали за мной.

– Если мы выскочим, нас пристрелят, – шепчет Франц.

Я оглядываюсь. Вагон старого типа, в нем нет двери в следующий вагон.

Предлагаю:

– Надо попытаться пройти через боковой выход.

Теперь наши солдаты открывают огонь также и из задних вагонов. Но они стреляют на авось. Рассмотреть что-либо совершенно невозможно.

Осторожно приоткрываю дверь с выходом на противоположную сторону поезда. Никаких последствий. Может, партизаны напали лишь с одной стороны? Это было бы очень хорошо. Вдруг на глаза попадается эмалированная табличка с надписью: «Осторожно. Не открывать».

Думать об этом нет времени. Нельзя терять драгоценные секунды. Как можно быстрее спрыгиваю на снег. Два слабых шлепка говорят о том, что Франц и Карл последовали за мной.

Ни о чем не думая, бегу низко согнувшись. Через несколько мгновений добегаю до дальнего конца поезда здоровым и невредимым. Ко мне приближаются неясные силуэты.

Я поднимаю голову.

– Боевая группа! Прыгайте быстрее! После прыжка залечь на землю!

Затем красные неожиданно начинают стрельбу. Эти черти, должно быть, ждали, когда солдаты выберутся из поезда. Вот почему они позволили нам сделать пробежку. Чтобы мы не знали, где именно они находятся.

Черная эсэсовская форма представляет собой прекрасную мишень на фоне белого снега. Град пуль отлетает рикошетами от камней и гальки железнодорожного пути.

– Ублюдки! – рычит голос. – Сколько их там?

В ночи раздаются стоны. Видимо, пули попали в нескольких наших солдат.

Лежа на снегу, мы посылаем в черный ряд сосен длинные автоматные очереди. Целимся в яркие вспышки, мелькающие в темноте и выдающие позиции большевиков.

Теперь по лесу бьют из окон каждого вагона поезда. Натужный грохот пулеметов сливается с частой дробью автоматов, на резкие хлопки советских «Дегтяревых» отвечают глухие раскаты от выстрелов наших маузеров.

Слышу топот бегущих ног, ослабленный снежным покровом. Ко мне подбегает один рядовой:

– Лейтенант! Приказ полковника. Боевая группа Ноймана – на операцию по зачистке с восточной стороны железнодорожного пути. Четыре пулемета MG и противотанковый взвод – в поддержку.

Взмах руки в знак понимания. Солдат уже убежал, растворился в ночи.

Внезапный прилив ярости придает мне смелости. Приподнимаюсь на локте и командую:

– Взводы Либезиса, Хаттеншвиллера и Шеанта – за мной! Остальные – в обход слева!

План заключается в окружении партизан. Если возможно… Ведь они, вероятно, это предвидели.

– Петер! Не будь таким кретином, – вдруг шепчет Франц. – Ради бога, пригнись!

Я снова шлепаюсь на край железнодорожного пути. Действительно, нелепо быть подстреленным из-за небрежности.

Через минуту начинается наша атака. Около сотни солдат приближаются к красным, ползя по снегу.

Над нами бушует ураган стали и свинца. Эти звери хорошо вооружены.

Красные в панике. Группа обхода застигла их врасплох. Лес подожжен. Они беспорядочно стреляют и стараются выйти из окружения.

Мы поднимаемся в полный рост, чтобы завершить операцию. Те русские, которые остались на позициях, либо уничтожены, либо взяты в плен. Но и у нас есть потери. Одна переживается особенно тяжело…

Во время атаки падает на снег Франц. На груди зияет опасная рана. По его щекам текут слезы.

Подбегаю к нему, стараюсь перевязать рану бинтом из его индивидуального пакета, затем из своего. Рана слишком глубока и серьезна. Срочно необходима операция. Такую дыру могла проделать только пуля от «Дегтярева» (7,62-мм винтовочный патрон. – Ред.) или разрывная пуля (разрывные пули Красной армией не использовались. – Ред.).

Свиньи!

Заставляю себя пошутить с другом:

– Слава богу! Ничего страшного, еще болтаешь, как школьница!

Франца не обманешь.

– Не беспокойся обо мне, Петер. Есть более важные дела…

Он вдруг перестает плакать.

– Постарайся увидеть мою маму, – шепчет Франц. – Скажи ей…