Вечер в пустыне — самое жуткое время: солнце печет не меньше, чем днем, да еще раскаленный песок щедро делится жаром, и все вокруг буквально плавится от нестерпимого зноя. Но Мах остановился вовсе не из-за жары — рыцарь худо-бедно приспособился к жизни в этом пекле, — его потрясло зрелище, открывшееся с гребня очередного бархана. Прямо у подножия на белом песке пустыни сочно зеленел идеально ровный круг дремучего леса.

— Пожалуй, ты прав, — донесся из-за спины рыцаря звонкий голос Лулы, — лучше оставить четырехколесник здесь. Еще неизвестно, что случится, если мы подъедем на нем к заколдованным деревьям. Ведь курасы, делая его, тоже применяли магию. А при соприкосновении несовместимых заклинаний всякое может случиться. Конечно, заклинания вполне могут быть и совместимыми, но наверняка мы знать не можем.

Но тут Маха прорвало, и он, заглушив рассуждения Лулы, заорал во все горло:

— Есть! Ура! Мы нашли его! Ура-а!.. Они быстренько собрали свои нехитрые пожитки. Лула взяла Книгу Мудрости курасов, Мах — меч и дорожный мешок, и они поспешили укрыться от жары под густыми кронами Вечнозеленого леса.

Да-а! Это по-настоящему потрясало! И всего-то один шаг! Мах и Лула переступили невидимый магический барьер и…? невыносимой жары как не бывало. Раз — и будто никакой пустыни в помине не было! Остались только воспоминания об ужасном пекле, да и то где-то на задворках памяти. И хотя радость переполняла обоих, в первые минуты они не издали ни звука, просто молча наслаждались забытым шелестом листвы и лесной прохладой.

— Вон, видишь, мерцает что-то серое? — Пальчик Лулы указал на мощную нижнюю ветвь ближайшего дуба.

Не менее четверти листвы было покрыто каким-то полупрозрачным сероватым туманом. Вещество это не просто лежало на листьях, оно постоянно двигалось, перетекало то с верхней стороны листка на изнаночную, то наоборот, а порой даже на соседний листок.

— Это и есть призрачный или, как ты его называешь, холодный огонь. Здесь, на нижних ветвях деревьев, его поменьше, а вот на верхних… Мах, что ты делаешь?! Стой!!!

Но Мах уже протянул руку и сорвал листок, окутанный серым туманом.

— Смотри-ка, и впрямь холодный!

— Мах, ну разве так можно? — заохала Лула, дивясь безрассудству рыцаря. — Взрослый ведь человек, а ведешь себя, как дитя бестолковое. Мало ли что мог с тобой сотворить этот призрачный огонь!

— Да ладно тебе… все же обошлось, — отмахнулся рыцарь, доставая из сумки горшок Рудаля. — Как я, по-твоему, наполню огнем этот горшок, если буду от него шарахаться?

— Ну, я не знаю… Потряс бы ветку над горшком, огонь сорвался бы с листьев…

— И без толку упал бы на землю, — подытожил Мах. — Действуй я так, то есть наудачу, мне пришлось бы перетрясти все ветки в этом лесу, чтобы наполнить горшок хоть наполовину. А вот если по-моему, то уж наверняка… Вот, смотри. — Мах сорвал с дуба очередной листочек и ловко стряхнул холодный огонь в горшочек. — Видишь, все просто и без затей. Еще три дюжины листочков — и горшок будет полон.

Дело и вправду пошло быстро. Пока Мах наполнял горшочек, Лула, наслаждаясь непривычными шорохами настоящей дубравы, медленно побрела по извилистой лесной тропинке. И уже шагов через двести она вывела девушку на берег небольшого лесного озера. С детства привыкшая, что даже ведро воды для омовения — это безумная роскошь, доступная только богатейшим из курасов, девушка мгновенно поддалась чарам этого чуда природы. Недолго думая, Лула разделась и с разбега бросилась в ароматную воду. Но берег оказался обрывистым, и уже в шаге от него было довольно глубоко. Плавать она, конечно, не умела и начала тонуть. Вытаращив от ужаса глаза, она отчаянно взбивала воду руками и ногами, а рвущийся из горла крик захлебывался в самом прямом смысле слова. И когда кто-то схватил ее за волосы и куда-то потащил, сердце девушки чуть не разорвалось от страха.

Когда Мах вытащил Лулу на берег, та была в глубоком обмороке. Удостоверившись, что в легкие вода не попала, рыцарь предоставил ей самой приходить в чувство. Мах стянул с себя мокрую одежду, разложил ее на берегу и от нечего делать решил еще разок искупаться, но на сей раз по-настоящему, не спеша.

Мах был хорошим пловцом. Его сильное молодое тело стремительно рассекало озерную гладь, руки погружались в воду без всплесков. Вода в лесном озере была не теплой или холодной, а именно такой, как хотелось Маху. Казалось, это лесное озеро хотело возместить все неудобства недельного блуждания по пескам. Мах от души наслаждался, ему было так хорошо, что даже из воды вылезать не хотелось. А когда он все же выбрался на берег, откуда ни возьмись подул легкий теплый ветерок и без всякого озноба быстро осушил кожу.

Вскоре и Лула зашевелилась. Она приподнялась на локтях и растерянно оглянулась. Когда ее взгляд остановился на Махе, она улыбнулась рыцарю и грациозно потянулась, откровенно демонстрируя все свои прелести…

Тут Мах понял, что не хочет никуда уходить. Лес этот — подарок судьбы, лучшее из всего, что может быть. Все здесь восхитительно, все чудесно. Так зачем же куда-то бежать сломя голову, спасать какое-то королевство, о котором еще месяц назад даже понятия не имел? Гораздо правильнее и разумнее остаться в этом Вечнозеленом лесу и наслаждаться, наслаждаться, наслаждаться…

Мах проснулся среди ночи от тупой боли в левой стороне груди. Возможно, она возникла из-за того, что Лула слишком сильно прижалась к нему во сне. Он нежно приподнял голову девушки и переложил со своей груди на подушку из мягкого лесного мха. Но боль не оставляла, мешала снова уснуть. Мах встал, натянул штаны, накинул рубашку и не спеша побрел по ночному лесу.

Во время прогулки он выявил странную закономерность, связанную с тоскливой болью в груди. Пока он шел прямо вперед, боль с каждым шагом ослабевала, так что шагов через десять от нее оставалось только неприятное воспоминание, но стоило ему остановиться или попытаться повернуть, как боль вспыхивала с новой силой. Выяснив это, Мах покорно пошел вперед и минут через десять вышел за пределы Зачарованного леса, оказавшись в пустыне, о самом существовании которой давно благополучно позабыл.

От резкой перемены климата Мах встал как вкопанный. На сей раз боль молчала.

— Уф, слава Создателю, получилось наконец! — донеслось из-за спины рыцаря радостное кудахтанье деда Пузыря. В то же мгновение старик предстал перед Махом во всей своей красе и, не дав рыцарю даже слова вымолвить, тут же обрушил на него град упреков: — Эй, милок, ты чего это себе позволяешь?! Совсем стыд потерял, да? Тебя люди ждут, а ты вместо прямых своих обязанностей любовь с молодой кураской крутишь! Какой же ты после этого призрачный воин?! Стоило мне чуток отвлечься — и вот, готово дело! Обо всем на свете позабыл! Мне, мол, и здесь хорошо: лес-озеро, орехи-ягоды, солнышко светит, мягкий мох, симпатичная подружка!..

— Да ладно тебе… — отмахнулся покрасневший рыцарь. — Ну задержался в лесу на пару дней. Тоже мне, трагедия! Рыцари-маги меня все равно не ждут раньше чем через месяц, а я, сам знаешь, за неделю управился. Что ж я, не могу немного расслабиться?