Зверюги рычали. Нападали одновременно и по очереди. Пытались обойти. Пробовали пробиться с фронта. Куда там! Против нас с топором! Не-ет, ребята.

Ран и царапин на них было уже больше, чем целой шкуры. Правда, толку мне с этого?! Я отмахивался древком и лезвием, цеплял косматые лапы, полосовал толстые шкуры – это медведей только бесило. Атаковать не мог. Стоит отвлечься на одного, второй с меня самого шкуру спустит.

Зверюгам было больно. Им бы плюнуть да уйти. Но пещерные медведи – существа горячие и не оставляют обидчика, пока их не прикончат. Или пока они не прикончат. Уж не знаю, что бывает чаще. Однако сколько же времени можно взводить арбалет?

Элидор! Если ты там с Киной целуешься, немедленно прекрати и стреляй! Даже нас с топором надолго не хватит. Ну!!!

Медведица на долю секунды развернулась ко мне боком. Этого оказалось достаточно. Удар! И на перемешанную с хвоей и вырванной травой землю вываливаются дымящиеся внутренности. Зверь скользит на них. Но не падает.

Великая Тьма! Никогда бы не поверил, что топором можно резать!

А потерявший голову самец атакует меня, едва не цепляет когтями. Но не цепляет. Я сношу голову самке.

Кровь!

Кровь!!!

Смерть!

Я кричу. Кажется, это я кричу, ловя губами разлетевшиеся кровавые брызги.

Убийство. Треск разрубаемых чудовищным лезвием костей. Последний ужас в глазах противника.

Я – шефанго!

Моему крику вторит низкий рев. Это медведь. Запах крови ударил ему в ноздри, заставив разъяриться до безумия. Сейчас мы с ним понимаем друг друга. И ненавидим. И любим. Потому что равно можем насладиться боем. Я готов сойтись врукопашную со зверем. Однако капля благоразумия, остающегося даже в минуты самозабвенной ярости, напоминает, что мы на равных, лишь пока я вооружен.

Капля благоразумия…

Да.

Пока не рванется на волю Зверь.

Рев, рычание и влажный хрустящий треск.

Самец лежит на земле с раскроенным черепом. Бесформенная, вялая туша со слипшейся от крови шерстью. И лапы с когтями нелепо и жалко подвернуты.

Я прихожу в себя.

Кровь. Мозг. Кишки, по которым скользят мои сапоги…

«…почему не стрелял Элидор, почему…» У костра зеленоватый, все еще качающийся после полета в кусты Сим стоит с обнаженным мечом. А Элидор, сверкая в пламени костра своими жуткими глазами, что-то строго ему внушает. Кина держит в руках арбалет. И руки у нее не дрожат, как тогда, в трактире.

Что такое?

Память услужливо начала выдавать то, что я видел во время боя, но отмечал не разумом, а чем-то за разумом.

Итак, упавший эльф, потянувшийся за арбалетом. Выползающий из кустов Сим. Бегущая к гобберу Кина. Все очень медленно. Как обычно в бою.

И Спутник, не принимавший участия в драке, что недопустимо само по себе, но на что мы в горячке не обратили внимания, привыкнув уже действовать втроем. Спутник, ногой оттолкнувший оружие от Элидора. Приставивший к горлу эльфа свой обнаженный меч. Его многозначительный взгляд на схватившую второй арбалет Кину… Он отскочил от Элидора секунду назад. Как раз когда я снес череп второму медведю.

Почему?!

– Тэшэр зарр!

Сам не помню, как я оказался рядом с нашим стражем. Помню только, что почему-то не было перчатки на руке, которой я врезал ему по зубам. А удар ногой по уже лежащему телу прошел скорее машинально. Потому что леденящий холод, превративший сердце в застывший комок, кричал о бесполезности любых ударов.

Лицо провожатого было холодным. И не изменилось, когда мой кулак вышиб ему зубы. И ни капли крови не выступило на губах. Он был мертв. Давно мертв. Он был холлморком. Вот так-так.

Делая вид, что мерзкие мурашки не ползут по спине и волосы на голове не встают дыбом от ужаса, я отошел от неторопливо поднимающегося мертвяка.

Бр-р-р… Заниматься воскрешением трупов не позволяет себе ни один уважающий себя маг. Кто же ты, Князь? Кто ты, посмевший перейти все писаные и неписаные законы и отпустивший гулять по живой земле мертвое тело? Ты хотел нашей смерти? Почему? Или оценивал наши силы? Зачем? Впрочем, и то и другое одинаково плохо.

Брайр, Брайр. Что же ты предвидел, мой родич, почти бесплатно отдавая двум монахам клинки из лунного серебра?

И все же, я не убью холлморка, пока не…

Что?

Да бес его знает. Но убивать нельзя.

Сим лежал, завернувшись в одеяло и закрыв глаза. Он не спал. И не притворялся спящим. Просто с закрытыми глазами легче было думать. А еще, закрыв глаза, он не видел Эльрика… таким.

«Быстро же я привык к тому, что его высочество справится с любой напастью».

Смотреть и видеть. Слушать и слышать.

Сим видел.

Он видел злость, клокочущую в шефанго, когда врукопашную сошелся Эльрик с Невидимкой. Видел яростную радость, рвущуюся торжествующим ревом, когда, прижавшись спиной к сосне, принц рубил наседающих на него чудовищ. Он видел ненависть, когда, еще не остыв от боя, Эльрик сбил с ног обернувшегося к нему Спутника.

А потом Сим увидел страх.

Де Фокс испугался. Испугался по-настоящему, до дрожи в руках, до смертной бледности, до судорожного комка в горле.

И тогда Сим испугался тоже. Он прекрасно понимал, маленький, кажущийся безобидным гоббер, что за невообразимые тысячелетия своей жизни Эльрик должен был просто разучиться бояться чего бы то ни было. Люди устроены так, что пугает их лишь неизвестность.

Что же такое этот Спутник, навязанный загадочным Князем?

Сим поймал себя на этом «что» и поежился под одеялом. Оговоркой тут и не пахло – не бывает в мыслях оговорок.

И спросить бы у Эльрика напрямую. Да нельзя. Во-первых, в жизни не признается принц, что испугался. Только замкнется в себе да скажет что-нибудь нелестное по его, Сима, поводу. Во-вторых… во-вторых, он все расскажет сам. Когда сочтет нужным. Остается лишь надеяться на то, что де Фокс не опоздает с рассказом.

Гоббер приоткрыл один глаз, выглядывая в теплую ночь.

Где-то за пределами светового круга сидел на карауле Элидор. Выделяясь в темноте смутными тенями, бродили, дышали и фыркали, изредка взбрыкивая, стреноженные лошади. Белый конь Спутника стоял неподвижно, уставившись в загадочную даль. И сам Спутник сидел возле костра, глядя в пустоту так же, как его коняга.

«Прав Элидор – смотрит „это“ так же, как шефанго».

Эльрик, вопреки обыкновению, лег не возле костра, а рядом с перепуганной Киной. Девочка как вцепилась в него после боя, так и не отпускала. Еле вырвался принц, чтобы к ручью сходить, от крови отмыться. А сейчас он не спал, хоть и прикидывался спящим. Гоббер голову мог прозакладывать, что Эльрик так и не сможет заснуть.