сразу – длина жизни. А как выяснилось, у всех эта линия разная. Можно забыть, кто ты есть, можно не вернуться из клуба, а можно просто выйти замуж за того, кто прошел родительский отбор. Я – товар, не подлежащий обмену и возврату. Прекрасно…

– Тут всё просто, Олеся, – Иван будто мысли мои прочитал. – Я не буду тебе врать про сердце, душу и прочую ерунду. Любовь столь же быстро заканчивается, как и появляется. Это вспышка: да, яркая, но мимолётная и не всем доступная. А дальше что? Разодранная в клочья нервная система, слёзы и привычка курить? Я же тебе предлагаю другое, Олеся. Единственное, что можно поддерживать всю жизнь – семья. Которую мы создадим только в согласии друг с другом. Знай, я не тороплю тебя. Можешь подумать пару дней, а свадьбу сыграем, когда скажешь. У тебя полный карт-бланш. Ты мне свою верность, я тебе достаток и уверенность в завтрашнем дне. Но знай, что с этой дороги я уже не сойду…

– Я не могу… Не могу… – шептала, пытаясь вырвать руку из его стальной хватки, но чем сильнее дергалась, тем крепче сжимались его пальцы. Иван широко улыбнулся, а потом медленно наклонился, скрывая меня от семьи корпусом тела, и зашептал:

– Сам не уйду, и никого не пущу…

– Боже! Леська! – отец махнул официанту. – Шампанского!

За столом вдруг стало так шумно, суетно, как будто я не заметила, как согласилась на это странное и даже нелепое предложение. Отец и не замечал моего замешательства, громко смеялся, что-то кричал, хлопал Ивана по плечу, и лишь мама с нежностью поглаживала меня под столом.

Иван смеялся, эмоционально что-то говорил, а сам не выпускал моей руки, медленно разжимая мои пальцы, сжатые в кулак. Один за одним… Палец за пальцем…

Сердце замедлилось… Кровь будто замерла, лишая меня способности думать, дышать, жить… Я сидела куклой, за которую уже всё решили. Всматривалась в лица, пытаясь увидеть хоть каплю понимания, но даже если оно там и было, то ни мама, ни Тиша его не показывали.

Сильнее сочувствия к проданной жизни дочери может быть только страх её потерять. Они будто ослепли, оглохли, водрузив во главу всего совершенно дурацкое желание обезопасить меня.

Только от кого? Они знали? Они хотя бы пытались это узнать? Или просто решили спрятать? Сами тонули в напускной и лживой радости, и меня на дно тянули, где сплошной мрак, где нет места белоснежной вьюге…

– Ай да Вьюга! Ай да сукин ты сын! – громкий мужской смех заставил вздрогнуть.

Это слово резануло нутро острым лезвием. Быстро обернулась, осматривая переполненный ресторан… Вроде все было, как раньше: повеселевшие посетители, живая музыка, немногочисленные парочки, кружащиеся у сцены.

Но что-то было не так…

По коже пробежал холод. Взгляд буквально зацепился за соседнюю приватную зону, где сидела оживленная компания. Мужчины смеялись, активно жестикулировали руками, о чём-то возбужденно споря, и лишь только один из них сидел обездвиженной статуей.

Вдох застыл в лёгких ледяным осколком. Замерла, не шевелилась, грелась о теплый, откровенно нежный взгляд, устремленный в мою сторону. Тот самый незнакомец не реагировал на веселье друзей, сидел, упершись подбородком в сомкнутые до белизны костяшек кулаки, и смотрел на меня. Он не видел никого вокруг. Расстояние будто исчезло, казалось, я ощущаю его прикосновения, легкие, осторожные объятия и аромат чёрной смородины, вымоченной в горьком коньяке. И все знакомо было, будто бы…

Очевидно, я настолько расслабилась, что не заметила, как Иван разогнул оставшиеся два пальца и резким движением надел на безымянный кольцо. Металл будто обжег меня невыносимым холодом, я даже смогла выдохнуть от неожиданности! Иван не просто улыбался… Он довольно скалился, оглаживая мою дрожащую руку.

– Ты счастлива, дорогая? – он наклонился, застыв так близко, как ещё никогда… Смородина стала кислой, испорченной приторным мускусом и пекучим перцем. Голос его вибрировал весельем, да и во взгляде что-то поменялось. Эта фальшивая показушность была чуждой, эмоции на его лице лупили по щекам. Куда делся холод, его сдержанность и спокойствие? Где всё это?

Боже! Во что я вляпалась? Во что?

Родители смотрели на нас, и лишь Тихон криво усмехался, смотря куда-то в сторону.

– Так ты счастлива, Олеся?

– Иван, отпусти… – я выдавила дежурную улыбку и сумела негромко рассмеяться, лишь бы вытолкнуть внутреннее напряжение наружу. И вдруг так захотелось закурить… Только бы вытравить его запах… Никогда не курила, а сейчас жаждала жгучего яда, растекающегося по лёгким.

Дёрнула рукой, желая высвободиться, но Иван не хотел сдаваться, в последний момент сжал свою ладонь, тем самым стягивая с моего пальца кольцо. Звон металла по деревянному полу надрывал наши перепонки… И свет погас.

Я сначала даже подумала, что снова вырубилась… Исчез и Иван, и мои смущенные ситуацией родители… Вселенная будто услышала мою мольбу, остановив эту идиотскую карусель. Но голоса посетителей становились все громче, стал слышен скрежет отодвигающихся кресел и звук нарастающей паники…

Мама потянула меня за локоть, поднимая со стула, и расстояние между мной и Иваном вновь стало достаточно безопасным, чтобы дышать.

– Дима! Что происходит?

– Разберёмся, – отец стал подсвечивать пол телефоном, помогая Ивану найти кольцо, укатившееся слишком далеко…

Именно в этот момент по спине заскакали знакомые мурашки, и уже через секунду на мою шею легла большая горячая ладонь. Я не дышала, не кричала и не пыталась сопротивляться.

Мужская рука двигалась как-то странно, по-хозяйски… Кровь вскипала, бурлила густым киселем, разнося по телу одуряющее возбуждение. Хватка была сильной, рука подрагивала, словно не могла решить: то ли задушить, то ли обласкать… Сильные пальцы уж очень ловко сдвинули ткань декольте, огладили затвердевший сосок и двинулись дальше. Они сминали ткань, растягивали, оставляя на коже настоящие саднящие ожоги. Это было безумие… Я стояла на краю пропасти, позади была опасная тишина, а впереди – бесконечность страсти…

Ноги сами сделали шаг назад… Я буквально спиной уперлась в чью-то сильную грудь… Меня словно зажало между бетонных плит, крепкие объятия присваивали, укрывали, ограждали от всего враждебного мира…

– Никому не верь, Крошка… Никому нельзя верить…

Сухие губы скользили по мочке уха, то и дело обжигая быстрым касанием языка. Это было пыткой! Да меня наизнанку вывернули, вытряхивая дремлющие эмоции. Поджигали и вновь заставляли переживать всё заново. Тело превратилось в тающий уголек, требующий настоящего убийственного пламени!

По инерции схватилась рукой за спинку кресла, когда ощутила холод… Он исчез! А зал вспыхнул сотнями бенгальских огней. Водопад искр рассыпался ярким фейерверком, прогоняя тьму и панику. Все взгляды были устремлены к сцене, на которой разворачивалось праздничное безумие. Толпа танцовщиц высыпала