«То есть мелюзга нижайшего, шестнадцатого класса, приравненная к армейским рядовым», — отметил Сварог, уже поднаторевший в бюрократических тонкостях.

Интагар бесстрастно продолжал:

— Служит в квартальном полицейском участке, в столе убийств. Вот уже пять лет. Служебным взысканиям не подвергался, но, по нашим сведениям, карьерных перспектив не имеет. Если нет связей или выгодного родства, из низших полицейских чиновников почти невозможно подняться выше, чем на пару классов — и то аккурат к пенсиону. Ну, конечно, можно раскрыть какое-нибудь громкое преступление — но у полицейских бумажных крыс такой возможности практически не бывает, они же не сыщики. Шуршат бумагами в канцелярии да проводят первичный осмотр места преступления… Что еще? Выпивает умеренно, в выходные дни и праздники, семейная жизнь протекает ровно и спокойно, без скандалов… правда, вот уже год в глубокой тайне поддерживает известные отношения со служанкой из кабачка «Золотая шишка». Жена не знает. Взятки берет в меру, ровно столько, сколько ему положено по чину и должности, не зарываясь. По моим наблюдениям, впечатления сумасшедшего не производит — разве что невероятно взволнован, но тут-то как раз ничего удивительного…

— Одним словом, скучный, неинтересный серый мышонок из заурядного полицейского участка… — задумчиво протянул Сварог.

— Вот именно, ваше величество.

— Но отчего-то решился позвонить в колокол, полагая, что от меня скрывают нечто важное… Ну, пойдемте, посмотрим на вашего мышонка. Да, насчет…

— Меры предосторожности приняты соответствующие, — сказал Интагар. — Еще в старые времена под видом знатоков тайн пытались проникать покушавшиеся на монарха…

Молодой человек в черно-красной полицейской форме, едва Сварог вошел, вскочил с табурета и вытянулся прямо-таки в струночку. Реденькие усишки, глуповатая физиономия, исполненная рвения и обожания… Действительно, колотит бедолагу от волнения, с порога видно…

— Ваше величество! — возопил молодой человек срывающимся фальцетом. — Петар Курлич, писец квартального…

— Я уже знаю, — мягко прервал Сварог. — Вот это — господин Интагар, начальник тайной полиции королевства. Не возражаете, если он будет присутствовать?

— Я… Как прикажете, государь…

— Отлично, — кивнул Сварог и уселся.

Еще пара минут понадобилась, чтобы уговорить господина Курлича все-таки сесть ради пущей непринужденности беседы. Пришлось даже прикрикнуть. В конце концов полицейский все же опустился на табурет — самым краешком седалища, так, словно готов был в любой миг взмыть по стойке «смирно».

Рядом с табуретом лежал мешок казенного вида — квадратный, парусиновый, со смазанным штампом полицейского участка и его номером. Горловина старательно замотана витым шнурком, скрепленным коричневой сургучной печатью размером с небольшую булочку. Сварог подметил, что Интагар глянул на этот мешок, сузив глаза, потом словно бы небрежно повел взглядом по комнате — определенно напоминая своим невидимым подчиненным о бдительности. Где они прятались, Сварог, разумеется, не мог определить — портьеры, огромные картины, лепные украшения, парочка высоких шкафов, одним словом, места хватит для дюжины стрелков. Которых Интагар, уж точно, расставил со всем тщанием.

— Ну что же, — сказал Сварог, как мог доброжелательно. — Рассказывайте, что у вас стряслось…

— У меня — ничего… Стряслось у господина Альдерона, это хозяин постоялого двора «Олень и арбалет»… Заведение средней руки, дворяне там обычно не останавливаются, но место, не в пример многим другим, приличное и нашему участку хлопот не доставляло.

Сварог усмехнулся:

— Надо полагать, господин Альдерон регулярно благодарил ваше начальство, как это обычно водится?

Писец мялся на краешке табурета. Сварог сказал небрежно:

— Вас, должно быть, не предупредили… Любезный господин Курлич, так уж случилось, что есть у меня способность моментально определять, правду мне говорят, или лгут. Вы уж это учитывайте в дальнейшем… Альдерон вам платил?

— Ну не нам, мелкой сошке, — сказал писец, таращась на Сварога с восторженным ужасом. — Господину начальнику участка. Вообще-то за ним не водилось грехов, которые следовало бы покрывать, просто традиция такая, не нами придумано, ваше величество…

— Не на вас и кончится, — с понятливым видом кивнул Сварог. — Ладно, будем считать, что дело это житейское. У нас в королевстве столько вековых традиций…

— У Альдерона и в самом деле приличное заведение, — приободрившись, продолжал писец. — Воришка или шулер туда ни за что не пролезет, а девок… а девок, простите за такие подробности, ваше величество, подбирают таких, чтобы ни в жизнь пьяного клиента не обворовали. Спокойное заведение, нам с ним никаких хлопот… а вот если взять парочку гадюшников в нашем квартале, ту же «Яблоневую ветвь» или «Приют истомившегося»… Ох, простите, я чего-то не туда повернул… Короче говоря, позавчера ранним утречком господин Альдерон к нам форменным образом примчался, запыхался весь, несся, видимо, сломя голову — при его-то обычной солидности… Он прошел к начальнику, а вскоре начальник вызвал меня и сказал, что в «Олене и арбалете» приключилось убийство. И посему мне поручается туда немедленно отправиться вместе с парой сыщиков — осмотреть там все, составить протокол, как полагается… а главное, провести дело без малейшего шума и держать язык за зубами, потому как заведение приличное и следует позаботиться о его репутации… Я переоделся в цивильное, у меня для таких случаев всегда висит в шкафу специальный наряд, в котором я выгляжу простым градским обывателем… ну, а сыщики и так никогда в мундирах не ходят… Пришли мы… А он там, на постели, уже совсем закоченел. Никец — ну, наш сыщик — сразу определил, что убили его еще глубокой ночью, часов за пять до рассвета. Мастерски, говорит, убили — стилетом в сердце, одним ударом, стилет так в груди и торчал… А еще Никец моментально определил, что окно как было заперто изнутри, так и осталось, и Бранис с ним согласился. По ихнему выходило, что убийца отпер замок отмычкой, тихонько вошел, одним ударом прикончил спящего, а потом долго и старательно ворошил его вещички. И обе дорожных сумки, и поясной кошель были наизнанку вывернуты, все, что там было, валялось на полу, как попало. Господин Альдерон, когда услышал про убийцу, который прошел ночью по коридору с отмычкой, пришел в совершеннейшее расстройство — это же какой удар по репутации… Он нас умолял ни словечком никому не проговориться…

Сварог усмехнулся:

— Сколько он вам дал?

— По пять золотых, — с убитым видом признался писец. — И мне, и Никецу с Бранисом. Мы так подумали: это ж не преступление покрывать, просто не болтать языком, и все тут — что нам и так уставы предписывают… Убийство это нам очень быстро показалось ужасно странным…

— Почему?

— Этот не взял денег, — выкатив от усердия глаза, сказал писец. — Вывернул кошелек на стол, видимо, что-то искал и в нем, но деньги так и остались лежать, серебряных ауреев там было, по описи, тридцать четыре, и двенадцать ауреев золотом, ну, и медяшки… Совершенно его деньги не интересовали, он за чем-то другим пришел. Только за чем, никто теперь не скажет, никто ж не знает, что у покойника при себе было раньше, когда он был жив, и, соответственно, не определить, что пропало…