С этого момента снова пошла настоящая запись. Обратный переход — от вымысла к правде — был ещё нагляднее предыдущего.

Вскоре недожрица остановилась перед невзрачной железной дверью. Её сероватая поверхность была покорёжена, а ручка-кольцо и вовсе разорвана посередине, словно за неё дёрнули со страшной силой. Лилора рассеяно потрогала её неровные края, оглянулась по сторонам и спешно зашептала слова заклинания. В какой-то момент она запнулась, но тут же заговорила снова. Алу почувствовала тревогу своей проводницы и по едва уловимым признакам поняла: Лилора обнаружила, что её губы сами собой произносят неизвестные слова, вплетая в привычное заклинание новые фразы.

Поверхность двери всколыхнулась, будто была нарисована на куске ткани, под которую забрался сквозняк. Она становилась всё прозрачней и прозрачней, и вот глазам Лилоры предстала маленькая комнатка, обставленная слишком уютно для тюремной камеры: на полу лежал ковёр, мягко сияли персиковые бутоны светильников, а на дальней стене, над широкой кожаной банкеткой, даже висела рама от картины, правда почему-то пустая.

Трое томящихся здесь узников, разумеется, не заметили «исчезновения» двери своего каземата. Они понятия не имели, что за ними наблюдают, и продолжали спорить.

— Я собрала всю информацию, которую только могла собрать, запаслась всем, чем могла запастись, и имею право сказать — да, я сделала всё, что было в моих силах! — воскликнула сидящая спиной ко входу девушка (Алу узнала эти точёные плечи и золотистые колечки волос). — А что ещё мы могли?

— Дождаться сианай Аниаллу, — видимо, уже не в первый раз ответил ей хмурый молодой человек.

Алу встречала его раньше, когда выпроваживала Амиалис из Академии Агадара. Его звали Тайриор, в шесть лет он лишился семьи и дома, но это, казалось, только пошло ему на пользу.

— «Сианай, сианай» — ты просто бредишь этой женщиной! — болезненно поморщившись, запустила пальцы в тугие завитки Ланрисса. — Вы оба бредите. — Она подалась вперёд, видимо одарив обличительным взглядом обоих своих друзей, но, тут же опомнившись, отпрянула. — Я не хочу говорить о ней ничего плохого, мы все должны быть ей благодарны за Анара, но она ведь и не подумала помешать Амиалис, когда та увозила его в Руал!

— Она не могла, её не было в Энхиарге, так сказала её служанка, — напомнил Тайриор.

— И нет сейчас — какое совпадение! — Ланрисса отвернулась, пряча выступившие на глазах слёзы. — О Тиалианна! Неужели вы не понимаете — всё это отговорки! Она не «не могла» помочь нам, она не захотела.

— Отчего бы она могла не захотеть? — подал голос второй юноша, сосредоточенно вычищающий щепкой грязь из-под длинных ногтей.

— Заан, она поняла, что алаи потеряли Анара. Пока он был истинным алаем, пока мог быть пригоден для их планов, она помогала ему. Но он последовал за другой частью своей крови, выбрал другую судьбу — судьбу более высокую, чем мечтала его мать, чем мечтали они все. Выбрал жизнь, в которой есть место благородству и милосердию. Естественно, этот выбор не понравился алаям, а твоей обожаемой Аниаллу — в особенности! И они сделали всё, чтобы помешать ему жить так, как он хотел… и с теми, с кем он захотел — ведь мы так плохо на него влияли! Одна отправила его в этот жуткий Руал, а другая не стала ей в этом мешать, — у неё перехватило дыхание от гнева.

— Не знаю, Ланри, были ли у алаев планы на Анара, но, прости, я не думаю, чтобы сианай Аниаллу, когда защищала его, преследовала такие цели, — помолчав, вступился за Алу Тайриор.

— Ну, а может, всё проще: он как раз таки понравился ей, — не отрываясь от своей «грязной работы», хмыкнул Заан. — Знаешь ведь, из-за его отца помешанная на власти Амиалис отреклась от престола, да много ещё кто с ума по нему сходил. А наш дорогой друг Анар вышел даже получше папаши — уж ты-то должна понимать! Да-а, такое объяснение — прямо бальзам на наши раны! — воскликнул он и, откинув с глаз красноватые прядки, с иронией продолжил: — Ревнивая сианай Аниаллу внушает нам безумное желание срочно спасти Анара, мы очертя голову лезем в эти гнусные леса, а она, воспользовавшись этим, отдаёт приказ изгнать соперницу и её дружков вон из Энхиарга. Как тебе нравится такая версия, а?

(«Ревнивая сианай Аниаллу» почувствовала, что краснеет, и сама не поняла — то ли от смущения, то ли от гнева).

— Никак не нравится, — покачала головой Ланрисса. — Такие, как она, не сходят с ума. Она сианай, тень Аласаис, у неё даже лица собственного нет! Она — вещь и всех, кто не захочет быть такими же вещами, она жалеть не станет, — сурово отчеканила девушка.

Она встала и принялась мерить камеру шагами. Длинный, порванный, наверное, ещё в Руалских лесах плащ развевался за ней, словно королевская мантия. Гнев и сознание собственной правоты делали её осанку величественной, а черты напряжённого, бледного лица — безупречными.

— Ты ведь ни разу не видела её, — снова вступился за спасительницу друга Тайриор. — А мы видели, и я, признаюсь, видел даже больше: как она плакала, когда возвращалась домой, к служению, за которое ты её так презираешь. У неё не было ни детства, ни юности, она пожертвовала всеми своими интересами ради служения Аласаис. Ты же сама всегда называла это благородством, а теперь вдруг — «вещь»… Ну, а насчёт нашего на Анара «дурного влияния» — конечно, тут всякое может быть.

— Я бы, может, тоже не захотел, чтоб мой сын общался с придурками вроде нас. Нет, Тайр, вылазка в харнианскую крепость нас сгубила, мы стали беспечны и получили своё, — усмехнулся Заан, любовно собирая в кучку вычищенную грязь.

— Да зачем ты это делаешь? — брезгливо поморщившись, не выдержал Тайриор. — Боишься, что тебе срок добавят, если ты тут намусоришь?

— Э, нет, — погрозил ему пальцем Заан. — Хочу её сохранить — это ведь энхиаргская землица…

Эти слова больно кольнули Ланриссу, она вздрогнула, и маска королевы в изгнании дала трещину.

— Не стоит так отчаиваться. Мы должны надеяться на помощь профессора Агадара, — отрезала она, но в голосе её зазвенели слёзы. Ланрисса отвернулась от друзей, посмотрела куда-то сквозь Аниаллу…

Взгляд её алайским когтем вонзился в сердце сианай. Алу вмиг поняла, что так мучило её с того момента, как в руки ей попал дневник недожрицы.

Алу задохнулась… и выпала из видения в реальный мир.

Ей было худо — много, много хуже, чем после превращения в рыбу. Ни одна мысль в голове не держалась, всё путалось, мелькало какими-то клочками перед её внутренним взором. Мозг сианай напрочь отказывался переваривать увиденное… почувствованное. Уж не повредилась ли она и вправду рассудком? Сердце редко и сильно ударяло о грудную клетку, слабость заставила её привалиться к ножке стола. «Надо собраться, надо… трезво взглянуть на… всё это», — уговаривала она себя.

Паниковать, безусловно, было рано. В конце-концов, Путь может связать двух существ и не навсегда — свести их для исполнения какой-то миссии, а потом отпустить восвояси. Есть Пути на одну жизнь: когда нужно помешать чему-то, помочь кому-то или самому совершить какое-нибудь угодное Бесконечному открытие… Есть и такие, которые передаются от рождения к рождению…