— Кое-кто думает иначе, — заявляет неслышно вернувшийся Лорье.

— Пайо! — восклицает Ян. — А ты тут какого черта?

— Он пришел на лыжах, — объясняет нам Лорье, — он нашел дневник Вероник в корзине с грязным бельем.

— Сволочь, — внезапно, словно не в силах больше сдерживаться, кричит Пайо, — ты меня хорошо сделал!

— Не понимаю… — не слишком уверенно протестует Ян.

— Мне все известно, слышишь? Сколько раз, когда и как! Она все записала!

— Слушай, Эрве, не драматизируй!

— Я не драматизирую, ты поимел Вероник за моей спиной! Сначала трахал Соню, и она умерла, а теперь очередь Веро!

— Что вы сказали о Соне? — похоронным голосом осведомляется Лорье.

— Да гонит он! — отвечает Ян. — Гонит, и все.

— Я гоню? А ты скажи, что Вероник была вруньей!

— Кокаинистка и врунья! — с презрением бросает Ян.

— Что?! Нет, вы слышите?! Осторожнее, я кое-что знаю!

Пока они переругиваются, я хватаюсь за ручку.

«Вероник пишет о своем пребывании в клинике?»

— Да, пишет, — вопит Пайо после того, как Лорье читает ему вопрос, — именно там она встретилась с этим психом, психом, ясно? Она пишет, что Соня часто приходила навестить свою кузину, Марион Эннекен, и этот гад, вы что думаете, он не знал Марион? Ее ты тоже имел, а?

— У меня впечатление, что вы тут все сдвинулись на этой почве, — замечает Ян.

— Да я бы тебе шею свернул! — орет Пайо.

— Что тут происходит? — спрашивает мой дядя. — Ваши крики слышны в игровой.

— Эрве Пайо — друг Вероник Ганс, — говорит ему Лорье, как будто это все объясняет.

— Вероник была весьма несдержанной девушкой, — говорит дядя.

— Я думал, вы с ней почти не были знакомы? — удивляется Лорье.

— Я познакомился с ней, когда навещал Соню во время лечения. Вероник приходила туда на сеансы психотерапии.

Надо же, а я думала, что все было наоборот.

— И Марион Эннекен вы тоже знали? — во внезапно наступившей напряженной тишине спрашивает Лорье.

— Да, я знал Марион, — отвечает дядя надтреснутым голосом. — Бедные, бедные девочки, это так дико!

— Что дико? — вдруг спрашивает Лорье. — Что вы их убили?

— Я убил? Да что вы несете? Вы думаете, что я мог убить собственную дочь?! — кричит дядя.

Соня! Вот он, секрет!

— Но у вас же не было детей! — восклицает вошедшая в этот момент Иветт.

— А вы что об этом знаете? — огрызается он. — Моя жена была бесплодна, а я… я был бабником, — бормочет дядя. — Я не мог устоять перед хорошенькой женщиной (прошу прощения, Жюсти), ну и, иногда… несколько раз оплошал, чего уж там.

— Несколько раз?! — с нажимом спрашивает Лорье.

— Раньше таблеток не было! — протестует дядя. — А что до презервативов, то я…

— Ферни! Может быть, ты обсудишь это со старшиной Лорье с глазу на глаз? — решительно предлагает Жюстина.

— Ты права.

— А черт, только нам стало интересно! — восклицает Ян.

— Сволочь! — повторяет Пайо. — Когда я поговорю со старшиной, тебе станет не до смеха.

— Тихо! — командует Лорье. — Морель, отвяжите подозреваемого, дайте ему пить и наблюдайте за ним. Пайо, следуйте за мной, я должен задать вам ряд вопросов.

Хлопает дверь.

— Никогда бы не подумала! — во вновь наступившей тишине говорит Франсина. — Такой примерный человек…

— У мужчин одно на уме, — заявляет Иветт. — Ну… конечно, я не имею в виду моего Жана…

— Мне вас жаль! — говорит Ян. — У меня совершенно затекли руки! Кто-нибудь, дайте мне попить, пожалуйста.

Я рассеянно слушаю их разговоры. Мой дядя — отец Сони! Ладно. Но кто же мать? Жюстина? Нет, у Жюстины не было никаких причин бросать своего ребенка, она не замужем, и ее мало волнуют сплетни. Значит, какая-то замужняя женщина.

— И в котором же часу мы, со всем этим кошмаром, сможем поесть? — причитает Франсина. — Мне хотелось бы вначале покормить пансионеров.

— Надо дождаться распоряжений шефа, — отвечает ей Морель.

— Не смешите меня, мальчик мой. Я не стану дожидаться его разрешения, чтобы накормить моих постояльцев!

— Насколько я понял, вы все находитесь под арестом! Так что с этого момента — затычка!

— Затычка? — повторяет Франсина. — Какая затычка?

— Он хочет сказать «заткнитесь»! — объясняет Ян.

— Ах, вот оно что! Я не позволю какому-то провинциальному жандармишке меня запугивать! — восклицает Франсина. — Все за мной, на кухню!

Она устремляется к кухне, за ней — Ян, с восторгом поддержавший идею восстания, Иветт и постояльцы, наслаждающиеся суетой, а Морель призывает на помощь. Вбегают Мерканти и Шнабель.

— Малыш, если ты еще раз дернешь нас из-за ерунды, отправишься доучиваться на техника, это я тебе обещаю! — огрызается Шнабель, выслушав его. — И убери пушку, она не из шоколада сделана!

— В наше время нормальный персонал не найти! — комментирует Мерканти. — Элиз, все в порядке?

Я сжимаю в кулак руку, лежащую на колене. Он приподнимает мой подбородок, от его руки пахнет чистящим порошком.

— Устало выглядите. Хотите, чтобы я помог вам лечь в кроватку?

Да я скорее сдохну. Трясу головой, чтобы освободиться, он сильнее сжимает мой подбородок.

— Командир ждет! — кричит ему Шнабель. — Шевелись.

Он оставляет меня, словно с сожалением, и бурчит так тихо, чтобы Шнабель его не услышал: «Ладно, жирный боров, иду». Этот тип мне отвратителен. Спрошу Иветт, нельзя ли мне спать в ее комнате.

Пока повстанцы весело колобродят в кухне, Морель ходит взад и вперед, бормоча что-то сквозь зубы. Жалко, что у меня нет резинового мячика, чтобы бросить ему, это его отвлекло бы.

Что-то не дает мне покоя. Что-то, о чем я должна вспомнить. Какие-то обрывки фраз. То, что Лорье говорил мне о Марион? Или то, что сказал Ян? Нет, это Лорье, еще в самом начале расследования: «Я просто говорил, что вы немного похожи на жертву. Цвет волос, глаза, фигура…» И Ян: «Вообще-то, по-моему, вы больше похожи на Соню. Кстати, забавно. Но Соня была похожа и на Марион…». Почему я думаю о сходстве между Соней и Марион? Между Соней, Марион и мной. Соня — дочь моего дяди. Моего дяди и… Ну да! Я хватаюсь за ручку.

Стук каблуков, входят два человека. Морель бросается к ним с криком: «Шеф, шеф!» Лорье слушает его секунд пять, потом велит выйти и посмотреть, все ли готово. Морель выходит, он счастлив, что получил задание.