Герман, современный еврей, еще на шаг расширил этот принцип: он отказывался даже от силы, которую давала вера в Тору. Он обманывал не только Авимелеха, но и Сарру и Агарь. Герман не заключал с Богом союза и не пользовался Его услугами. Он не хотел, чтобы семя его стало столь же многочисленным, как песок морской.

Вся его жизнь была игрой в прятки — проповеди, которые он писал для рабби Ламперта, книги, которые он продавал раввинам и мальчикам из ешив, а также то, что он согласился с переходом Ядвиги в иудаизм и принял Тамарину дружбу.

Герман читал из Хаггады и зевал. Он поднял свой бокал и пролил десять капель, чтобы обозначить десять мук, посланных на фараона. Тамара похвалила Ядвигины фрикадельки. Рыба из Гудзона или какого-нибудь озера заплатила своей жизнью за то, что Герман, Тамара и Ядвига вспомнили об исходе из Египта. Курица положила свою голову, чтобы напомнить им о пасхальной жертве.

В Германии и даже в Америке создавались неонацистские партии. Коммунисты во имя Ленина и Сталина пытали стариков-учителей, а в Китае и Корее во имя "культурной" революции уничтожали целые деревни. Убийцы, игравшие детскими черепами, тянули пиво из высоких бокалов в мюнхенских пивных и пели в церквах благочестивые гимны. В Москве ликвидировали всех еврейских писателей. И все-таки еврейские коммунисты прославляли убийц и поносили вчерашних вождей. Истина? Не в этих джунглях, не на этой глиняной сковородке, стоящей на раскаленной лаве. Бог? Чей Бог? Евреев? Фараона?

Оба, Герман и Ядвига, просили Тамару остаться на ночь, но она непременно хотела домой. Она обещала придти завтра и помочь приготовиться ко второму седеру. Она и Ядвига помыли посуду. Тамара пожелала Ядвиге и Герману счастливого праздника и отправилась домой.

Герман пошел в спальню и лег на кровать. Он не хотел думать о Маше, но мысли его снова и снова возвращались к ней. Что она теперь делает? Думает ли иногда о нем?

Зазвонил телефон, он вскочил и схватил трубку. Он надеялся, что это Маша, и одновременно боялся, что ей все происходящее могло видеться не так, как ему. У него сдавило горло, и он едва вытолкнув в телефон: "Алло?"

Никто не ответил.

"Алло! Алло! Алло!"

Позвонить и не сказать ни слова — это был старый Машин трюк. Может быть, она просто хотела послушать его голос.

"Не будь идиотом, скажи что-нибудь!", — сказал он.

По-прежнему никакого ответа.

"Ты поставила точку, не я", — услышал он свой голос.

Никаких возражений. Он выждал немного и сказал: "Несчастней, чем я сейчас, ты меня сделать не можешь".

Прошли недели. Герман уснул, и ему снилась Маша. Зазвонил телефон, он отбросил одеяло и выпрыгнул из кровати. Ядвига продолжала храпеть. Он побежал в коридор и в темноте стукнулся коленом. Он поднял трубку и закричал: "Алло!", но никто не отвечал.

"Если ты не отвечаешь, я кладу трубку", — сказал он.

"Подожди!" Это был Машин голос. Он звучал приглушенно, она глотала слова. Через некоторое время ее речь стала более отчетливой. "Я на Кони Айленд", — сказала она.

"Что ты делаешь на Кони Айленд? Где ты?"

"В Манхеттен Бич Отель. Я весь вечер пыталась дозвониться до тебя. Где ты был? Я хотела позвонить попозже, но заснула".

"Что ты делаешь в Манхеттен Бич Отель? Ты одна?"

"Да, я одна. Я вернулась к тебе".

"Где твоя мать?"

"В санатории в Нью-Джерси".

"Я не понимаю".

"Я договорилась, что она останется там. Рабби хочет помогать ей или что-то в этом роде. Я ему все рассказала — что я не могу жить без тебя и что моя мать единственное препятствие. Он пытался отговорить меня, но логика тут не поможет".

"Ты знаешь, что Ядвига скоро родит".

"О ней он тоже позаботится. Он потрясающий человек, пусть и ненормальный. У него в одном ногте больше сердца, чем у тебя в груди. Если бы я только могла любить его! Но я не могу. Едва он дотрагивается до меня, как мне тут же делается дурно от отвращения. Он сам поговорит с тобой. Он хочет, чтобы ты доделал работу, которую начал для него. Он любит меня и развелся бы со своей женой, если бы я согласилась выйти за него, но он понимает мои чувства. Никогда не подумала бы, что он окажется таким душевным человеком".

Герман помолчал, прежде чем сказать что-то.

"Все это ты могла бы рассказать мне из Нью-Джерси", — сказал он с дрожью в голосе.

"Если я тебе не нужна, то я навязываться не буду. Клянусь тебе, если ты сейчас откажешься от меня, я больше тебя никогда не увижу. Все проще простого. Я хочу знать раз и навсегда: да иди нет?"

"Ты отказалась от места?"

"Я от всего отказалась. Я упаковала чемодан и вернулась к тебе".

"Что с вашей квартирой? От нее ты тоже отказалась?"

"Мы будем жить по-другому. Я не хочу больше оставаться в Нью-Йорке. Рабби Ламперт дал мне превосходное рекомендательное письмо, с ним я повсюду найду работу. Люди в санатории с ума сходили по мне. Я буквально возвращала людей к жизни. У рабби есть санаторий во Флориде, и если я захочу работать там, то могу хоть сегодня приниматься за дело за сотню в неделю. Если тебе не нравится Флорида, у него есть еще санаторий в Калифорнии. Ты тоже можешь работать на наго. Он добрый, как ангел".

"Я не могу ее сейчас бросить. Каждый день могут начаться схватки".

"А когда ребенок родится, ты найдешь другие причины. Мое решение твердое. Завтра я улетаю в Калифорнию, и ты больше никогда не услышишь обо мне. В этом я тебе клянусь прахом моего отца".

"Но подожди же!"

"Чего? Новых отговорок? Я даю тебе час времени, чтобы собрать вещи и приехать сюда. Рабби Ламперт позаботится о больничных счетах твоей крестьянки и обо всем остальное тоже. Он председатель какого-то родильного дома — название у меня сейчас вылетело из головы. Я ничего не скрывала от него. Он был шокирован, но он понимает. Он, возможно, вульгарен, но он все равно святой. Или ты подыскал себе новую любовь?"

"Новую любовь я себе не подыскал, но книжный магазин у меня есть".

"Что? У тебя есть магазин?"

Герман кратко рассказал ей всю историю.

"Ты вернулся к своей Тамаре?"

"Нет, ничего подобного. Но она тоже ангел".

"Познакомь ее с рабби. Может быть, два ангела произведут нового бога. Мы с тобой в любом случаи черти и причиняем друг другу одну только боль".

"Я не могу сейчас, посреди ночи, начать собирать вещи".

"Тебе ничего не надо собирать. Что там у тебя есть? Рабби кое-что одолжил мне или заплатил аванс — в зависимости от того, что я решу делать. Оставь все, как этот раб в Библии".

"Какой раб? Это убьет ее".

"Она крепкая крестьянка. Она найдет кого-нибудь еще и будет счастлива. Она может отказаться от ребенка, и его усыновят. Рабби связан с учреждением, которое занимается этим. У него повсюду связи. Если хочешь, заведем ребенка, но хватит болтать. Уж если Авраам смог пожертвовать Исааком, ты можешь пожертвовать Исавом. Возможно, потом мы возьмем ребенка себе. Каков твой ответ?"