– Начинаю догадываться, почему твой блог пользуется таким оглушительным успехом, господин философ. То есть ты полагаешь, что я могу продолжить копать по линии ее работы?

– Почему бы нет. Но я не вижу, что еще можно сделать. Мы использовали все свои боеприпасы.

Она допила водку.

– Не беспокойся. У меня бредовых идей навалом.

– Надеюсь, это гипербола?

Той ночью, когда Эма решила, что пора спать, и закрыла глаза, комната начала тихонько вращаться. Она довольно улыбнулась и погрузилась в сон, успев перед этим поклясться себе, что не станет копаться в историях, связанных с Шарлоттиной работой, пока не появятся более или менее конкретные наводки. Конечно, быть безработной скорее приятно, но после тестирования вибратора на разных скоростях она все же решила, что пора искать новую работу. А за несколько лет существования в журналистике Эма усвоила одну истину: в этой среде все сводится к связям. При такой системе, основанной на контактах, первым шагом к месту работы становилась регистрация на Фейсбуке. Утром она встала с ощущением мощной мотивированности. Это будет ее день. С отпуском покончено, она берет в свои руки бразды правления собственной жизнью и начинает ускоряться в направлении успеха. Когда она вышла в кухню, ее ожидало первое разочарование: со вчерашнего дня температура упала на пятнадцать градусов, а с грязно-белого неба в лицо парижанам сыпал въедливый дождь. Она сразу вернулась в спальню и натянула спортивные штаны и толстый свалявшийся свитер. Потом, запасшись непременным литром горячего чая, уселась к компьютеру. Сначала нужно было отыскать приемлемую фотографию для профиля, и Эма с удивлением отметила, что на всех снимках она демонстрирует полуобнаженную грудь. Повозившись, она все же нашла фото, на котором была достаточно одетой и не походила на безработную девушку по вызову. Она внесла необходимые данные и, когда профиль был готов, отправилась на поиски страниц всех знакомых и полузнакомых коллег, с которыми она пересекалась на протяжении своей краткой журналистской жизни. Часть послеобеденного времени она провела за рассылкой запросов на добавление в друзья, к которым присовокупляла сообщение о том, что будет рада предложениям работы. Когда она успела связаться с тремя десятками собратьев по перу, а глаза стали уставать, Эма разрешила себе передышку. Оставалось ждать ответов. Она приготовила четыре бутерброда с нутеллой и проглотила их перед экраном телевизора, где шел детектив. Час спустя, уверенная в том, что ее усилия уже должны были принести плоды, а убийца в любом случае бывший муж, она выключила телевизор и снова заглянула в Фейсбук. Большинство адресатов, как выяснилось, действительно ответили. Отрицательно. Никаких осязаемых результатов, помимо туманных обещаний типа “Буду держать тебя в курсе, если о чем-то услышу. Кру-у-уто, что ты на Фейсбуке. Выпьем как-нибудь в ближайшие дни?”, или “Как ты там?”, а также “Все такая же сексуальная”. И ни одного “Сейчас мы как раз ищем человека для культурной рубрики, зайди ближе к вечеру подписать контракт”. У Эмы возникло крайне неприятное подозрение, что она расстреляла все свои патроны за один раз. Она запретила себе думать об этом и погрузилась в решение идиотских тестов на Фейсбуке. В 18.00 она увлеченно отвечала на вопросы анкеты “Скажи, как ты занимаешься любовью, и я скажу тебе, какой ты австрийский философ”.

Когда она вечером отправилась к Блестеру, в груди пульсировал комочек тревоги. Они часто проводили вечер и ночь в его квартире, что было удобно, поскольку он ходил на работу… В автобусе Эма прислонилась лбом к оконному стеклу, исчерченному дождем, и наблюдала за сменяющими друг друга парижскими улицами. Перед мэрией XI округа пешеходы быстрым шагом покидали метро, торопясь уйти подальше от работы и поскорее вернуться домой. Симпатичные девушки, пропустившие прогноз погоды, дрожали от холода в майках. Женщины постарше запаслись шерстяными кофтами. Дети с криком рассекали на самокатах. Мужчины в солидных костюмах быстро шагали, погруженные в свои мысли. Эме пришло в голову, что вот теперь она еще дальше, чем обычно, от большого человеческого сообщества. Она посмотрела на свои красивые ботинки на подставке для ног, на отлично скроенные джинсы, безу-пречно перекрывающие щиколотку и край обуви. Она смешна. Так смешна, что плакать хочется. Она прекрасно одета, вымазана всеми существующими кремами от морщин – и что это ей дает? Работы нет. Социальной жизни нет. Абсурдность ее существования превращалась в объективную реальность. Может, в этом и заключается функция работы? В том, чтобы обеспечить человека иллюзией смысла. Автобус затормозил на красный свет, и Эма стала рассматривать дерево с черным от плохой экологии стволом и ветками, покрытыми зелеными листьями. Рокантен. Вот она кто – Антуан Рокантен из “Тошноты” Сартра. Неожиданно неспособная представить себя в будущем, завязшая в настоящем мгновении. Ей было тяжело дышать, и чем больше она сосредоточивалась на этом дереве, абсурдном пятнышке природы посреди города, тем большая тяжесть на нее давила. Автобус тронулся с места, и Эмины мысли опять потекли примерно в том же направлении. Пока она не начала искать работу, ей удавалось жить с иллюзией, будто найти ее будет нетрудно. Но когда она столкнулась лицом к лицу с действительностью, ее накрыла волна страха. А если ничего не получится? Если придется менять профессию? Если ничего не прорежется до окончания выходного пособия? Ей даже не светит минимальная социальная доплата, поскольку ОРПГФ ее отменила. Она окажется на улице. Или станет проституткой. Эма ощутила слабый прилив уверенности от мысли, что всегда сможет рассчитывать на секс как на источник за-работка.

Когда Эма уже собралась звонить в дверь, у нее мелькнула мысль, не сделать ли лицо. Лицо сильной, благополучной женщины, уверенно чувствующей себя в своих прекрасных ботинках. А потом она передумала. Пора признать, что все не так уж хорошо. Поэтому она решила не убирать из глаз оттенок грусти. Однако открывший ей Блестер ничего такого не заметил. На его губах играла странная улыбка, смесь блаженства и эйфории, и он с порога объявил возбужденным голосом:

– Пошли, мы сегодня ужинаем в ресторане, я должен сообщить тебе улетную новость.

Она попыталась напомнить, что ненавидит сюрпризы, объяснить, что у нее сегодня не лучший вечер, но он радостно отмел все возражения взмахом руки. При виде его супервеселого лица она на какое-то мгновение заподозрила, что, возможно, забыла о собственном дне рождения и как бы ей не угодить на праздник-сюрприз. Но нет, никакого скопища друзей, затаившихся в неосвещенном зале ресторана, куда он ее привел. Заведение притворялось забегаловкой и делало ставку на качество еды, а не на оформление интерьера. Эма надеялась, что это Блестер ее угощает, потому что ей надоело платить за свою феминистскую независимость. Ожидая, пока официант принесет заказ, он объявил:

– У меня был прекрасный день.

– Да, похоже на то. А у меня нет. Дерьмовый денек у меня выдался.

Он сделал вид, что огорчен, но получилось не слишком убедительно, на Эмин взгляд.

– Чем ты занималась?

– Искала работу. И не нашла. С ума можно сойти. Все забито. Ни одно издание не хочет брать сотрудников. Сплошная засада.