– «Кречет»! Что нашёл?

– Тот джамаат, что стороной шёл... Мины сработали. Двое пытались уйти... Не ушли... Ножевые ранения. Кто-то их догнал... Правда, нож одного тоже в крови... Может, он своего... А потом кто-то его... Отсюда кровавых следов не идёт...

Разин долго не соображает. Он хорошо знает людей, которые могли там появиться.

– Я понял... Если нож – это Сохно.

– «Волга»! Я «Танцор»! Ещё мина... Лепят так же бездарно...

Кордебалет идёт в группе Паутова. Карта у него в руках. Выделили ему прибор ночного видения капитана Юрлова, который возглавил группу, ушедшую в базовый лагерь. Чтобы не светить фонариком и не выдавать себя. Кордебалет уже ходил здесь, и ему сам бог велел идти впереди. Там же, рядом с Афанасьевым, оба штатных снайпера группы Разина. Им задача поставлена отдельно. Если у боевиков есть свои ПНВ – наголовные или бинокли с прибором ночного видения или даже прицелы на винтовках, – работать на опережение. Тщательно контролировать всё пространство впереди и стрелять на любой зелёный свет. Все приборы ночного видения выдают обладателя зелёным свечением.

– Да сколько же он мин может поставить... – говорит в эфире капитан Ростовцев.

– Если все так же ставит – пусть... Плохим учеником оказался Азиз... Я бы на его месте заранее ямки подготовил, если уж знает свой путь отступления... – Подполковник не огорчается, что Азиз оказался плохим учеником. Он просто констатирует факт.

– «Волга»! Я «Рапсодия»... Слышу тебя хорошо... Мы чуть впереди и сбоку. Идёте нормально. Отстаёте от Азиза на две с половиной минуты... Не спешите... Ему ещё надо через колодец в горизонт пробраться.

– «Рапсодия»! Я «Волга»... Наконец-то... Нас Шурик проинструктировал... Игорь Алексеич, не завалит в горизонте наших компьютерщиков?

– «Бандит» заминировал только выход... Его завалит. Завалит выходной колодец, что у озера... Горизонт должен остаться цел... Пусть там поползают... Сохно говорит, там развернуться проблематично, не то что стрелять... Выбираться будут, как раки, пятясь... Прямо к нам в руки...

– «Кречет» уже свои когти расправил. Готовится принимать...

Машины высаживают их на дороге, проходящей вдоль речки, не замерзающей, похоже, даже зимой. Видно, что речка неглубокая, да и шириной тоже не отличается, но вода в ней быстрая, холодная даже на вид. Высаживают днём, в открытую – в этих местах стесняться некого. Ни людей, ни машин на дороге. Старший проводник машет рукой. Ему машут ответно, и машины сразу же скрываются за поворотом, резко уходящим в густой горный ельник. Компьютерщики остаются только с боевиками – трое на трое. Но о равенстве сил с вооружёнными людьми они, конечно, не думают. Они вояками себя не считают, не имеют к этому склонности и вообще всегда предпочитают думать головой больше, чем работать руками и ногами. Но в переходе от них потребуется – понимают они – именно последнее. Умение справиться с компьютером не поможет передвигать ноги, когда уже нет сил их передвигать. Но они идут в горы не своей волей. Потому отказываться бесполезно и даже опасно.

– Туда... – снова машет рукой старший, показывая направление на другой берег.

В ответ слышатся три вздоха в унисон. Эти вздохи уже, только от одного предчувствия будущего, хрипящие, слегка простуженные.

– В море не утопили, так хотят воспалением лёгких обеспечить... – привычно ворчит Каховский. Он отлично понимает, что ворчание его ничем не поможет, но удержаться – это выше его сил.

– Не боись... – Проводник даже смеётся, обнажая жёлтые гнилые зубы. От этого смеха становится слегка не по себе. Два его товарища угрюмо молчат, словно не понимают по-русски. – Через сто шагов избушка... Там и согреешься, и переоденешься, и поспишь до темноты... А потом долго нормально спать не придётся...

Лёня Борман молчит. Он уверен, что никогда не сможет дойти до нужной точки маршрута, и чувствует себя принесённым в жертву. В душе вскипает чувство протеста.

Переходить ледниковую речку... Начало сразу показывает трудности, предстоящие в дальнейшем пути. Никто не сказал этого вслух, но все подумали, что впереди наверняка есть и другие такие же речки. И стоит ожидать, что переход через перевал по тайной тропе, когда снег уже установился, окажется предельно трудным, почти невозможным. Совершать невозможное никто из парней не рвётся. Они могут посягнуть на невозможное в другой области, но совсем не в соревновании с природой, в том числе и со своей природой, и с пограничниками, которые стрелять умеют не хуже, чем боевики.

– Я где-то читал, что это такой же подвиг, как переход Суворова через Альпы... – говорит Георгий. – Даже сами боевики здесь обычно ходят только летом.

– Боевики обычно ходят только летом потому, что зимой их следы выдают, – возражает Миша.

– Боевики ходят и зимой и летом... – категорично заявляет старший. – Я только в эту зиму во второй раз иду... И ещё много раз предстоит...

Старший даже грудь выпятил. Он лучше других знает, насколько это сложно, и потому гордится собой.

* * *

Промокшие до колен, до избушки они бегут бегом. Старший проводник впереди. Хорошо, среди густого синеватого ельника идёт утоптанная тропинка, и не приходится вязнуть в снегу. Дверь избушки открыта. На крыльце стоит бородатый человек в меховой безрукавке. Смотрит на гостей молча. Взгляд недобрый, абрекский.

– Теперь мы в России... – обернувшись с крыльца, говорит старший проводник.

Все пятеро его спутников оглядываются. Только после этого Георгий как самый наблюдательный из троицы начинает догадываться, что с ними идут не проводники.

– А эти – кто? – спрашивает он старшего, показывая большим пальцем за спину.

Проводник смеётся:

– Как это по-русски?.. «На калым» приехали... Подзаработать...

«Значит, проводник только один, а двое других просто наёмники, отправляющиеся в какой-то отряд», – понимает Георгий и переглядывается с товарищами.

Хозяин избушки оказывается глухонемым. Он объясняется знаками с проводником. Другие этих знаков не понимают. В избушке их ждёт переодевание в камуфлированные костюмы, скудный обед и обильный чай. Чай зелёный, они к такому не привыкли, но сейчас, после перехода речки, этот чай выпивается в больших количествах как профилактическая мера против простуды.

– Пол нехолодный... Постелей здесь не приготовлено... Берите одеяла, ложитесь... – говорит проводник, первым показывая пример. – Нас разбудят вовремя...

* * *

Остальной путь занял три дня, но это были странные дни, слившиеся в один кошмар, в котором болит всё тело, не слушаются ни ноги, ни руки. Они шли и шли, и ночью и днём, когда уже миновали, по словам проводника, зону пограничного контроля, и ни разу им не попадалось жилища. Забирались выше и выше, где было холодно и ветрено. Правда, незадолго до окончания пути они проспали несколько часов в небольшой холодной пещерке, подстелив под себя еловые лапы. На каменном полу было много высохших лап, таких же жёстких и колючих – понятно, что пещера не их первых принимает, но сном этот отдых назвать тоже трудно. Вроде бы все упали, готовые заснуть и не просыпаться долго, однако уже через некоторое время начинает болеть уставшее тело. Теперь уже не от ходьбы, а от лежания. Жёстко, неудобно, холодно. Так и проворочались до того времени, когда проводник вышел для разведки наружу, осмотрелся и позвал: