меня набралось очень много. Это и растрата, и незаконное применение магии Поражения. И злоупотребление полномочиями и даже изнасилование. Будет суд. И на нем на тебя выльется столько грязи, что твой род будет отмываться ни одно столетие.

— Ты не посмеешь. Ты наглый, самоуверенный…

— Тебе лучше замолчать. Пока ты не ухудшил свое и так незавидное положение. А теперь выметайся из моего дома.

— Ах, ты! — и в Рихарда полетело, что-то черное и явно не доброе.

Но Рихард как, оказалось, был готов к такому повороту событий, потому что тут же вспыхнул золотой круг. Это был Магический дуэльный круг. От круга, в котором мы дрались с брави, его отличал цвет. Тот был белый, и там была запрещена магия. Этот был золотисто-желтый, и в нем не использовалось оружие.

Это было очень красиво. По буйству красок, вспышек и молний напоминало салют на День Победы. Я не волновалась ни капельки, полностью уверенная в победе Рихарда и просто наслаждалась непередаваемым зрелищем. Тем более, что за пределы круга ни одна молния не проскочила. Когда Дюжерон упал и больше не шевелился, я не удивилась.

Рихард потом объяснил, что суд и разбирательство затянулись бы очень надолго. А дуэль была отличным выходом.

В лавку к мэтру я выбралась только через две недели. Все врачи в один голос заявили, что я полностью здорова. И даже моих привычных телохранителей не было. Рихард после того, как его враг был уничтожен, успокоился и стал отпускать меня одну. Тем более, тут было близко, и я ходила туда днем.

Рихард крайне болезненно относился ко всему, что связано с моим похищением. Поэтому свои вопросы я адресовала мэтру. И закономерно получила весьма исчерпывающий ответ, и даже больше.

— Беатрис Чени? Старое и уже почти забытое дело. А раньше ведь многих будоражила история этой девушки. Сколько было версий и предположений. Но смысл всего этого очень простой. Беатрис Чени убила с помощью своего любовника отца. Ей нужна была свобода и наследство. Убили они его довольно примитивно и грубо. Уверенные в своей полной безнаказанности, даже не потрудились скрыть улики. А улик там было предостаточно уверяю тебя, — мэтр задумчиво потер переносицу.

— Их арестовали? — продолжила я.

— Разумеется. Несмотря на знатное происхождение и магическую одаренность, девушку поместили в тюрьму. И было дознание и суд. На котором Беатрис Чени все отрицала. Вот именно на этом основании непризнания своей вины и еще на её красоте, молодости и строились все версии о невиновности девушки. А улики-то говорили как раз о вине.

— И ее осудили?

— Да. Её приговорили к лишению магии и запечатывании всех магических свойств. К сожалению, в старые времена формула еще не была должным образом выведена. И иногда дело заканчивалось смертью осужденного. Беатрис Чени умерла, погибла при исполнении приговора. Это еще больше романтизировало её образ. Признаюсь тебе, Клари, я сам по молодости увлекался этой историей. Читал все, что мог прочесть. А когда увидел в лавке старьевщика её портрет, вероятно, работы одного из учеников Гвиддо Рени, не удержался и купил. Она там очаровательна. Я сейчас тебе покажу. — Ии он ушел в глубину лавки и быстро вернулся с небольшим портретом в руках.

— Мэтр, а можно я до нее дотронусь? Я сегодня еще не применяла магию, — у меня просто глаза загорелись от любопытства.

— Непременно сделай это, Клари. Я тогда был очень молод. И своей лавки у меня еще не было. Но я сохранил этот портрет и не продал, как первою картину, что я купил.

— Это набросок? Он по краям не завершен? Но девушка просто волшебная.

— Да, скорее всего это набросок к большой картине. На ней Беатрис Чени в тюрьме. Там стражники, священник и как раз художник, пишущий её портрет. А это просто головка. — Мэтр любовно погладил раму картины. Было видно, что она ему дорога.

— Она очень красива, и нежна. И ни на минуту не веришь, что она отцеубийца.

— Да. Именно поэтому все и не верят. Дотронься же, Клари. — Мэтр протянул ее мне.

Это была мастерская, в которой находились две девушки. Одна держала в руке метлу и совок. А вот вторая бала перепачкана в краске, в её руке была зажата кисть, и она стояла рядом с мольбертом.

— Лючия, потом уберешься. Ты мешаешь мне своим скрежетом и постоянным мельтешением.

— Подумаешь, важность какая. Опять краски переводите. Не женское это дело. Лучше бы замуж вышли. А то весь город болтает о Элизабете Сираниди, занимающейся не своим делом. Да и видано ли это? Рисовать эту убийцу Чени. Сжечь все упоминания о ней и дело с концом.

— Лючия, просто уходи.

Видение пропало, а я перевела с картины взгляд на Мэтра и подробно рассказала, что я увидела.

— Клари, это же невероятно! Элизабете Сираниди в моей скромной лавке. Я и помыслить не мог, что этот скромный портрет обретет такое авторство. Спасибо, Клари, девочка. Я невероятно счастлив.

— Она известная художница?

— В определенных кругах, безусловно. К моему огромному огорчению, у нее мало работ. Она рано умерла. Ходили слухи, что её убила служанка. Вот эта самая Лючия Толомели. Было дознание, но улики были не достаточны для обвинения.

— Спасибо за прекрасную историю, мэтр. А то это имя Чени не выходило у меня из головы. Я побегу.

Мир искусства прекрасен и ужасен одновременно. После всех этих рассказов про отцеубийство и отравление, было особенно приятно очутится в теплых объятьях любимого мужчины.

Глава 16. «Происхождение Млечного Пути» Якопо Робусти Тинторетто

«Рисунок — как у Микеланджело,

колорит — как у Тициана»

Девиз на стене мастерской Якопо Робусти Тинторетто.

— Вы, безусловно знаете, неска Клариса, трех китов, на которых базируется подлинность картины, — медленно слегка растягивая слова вещал мэтр Басюдором.

— Безусловно, мэтр. Я…

— Но все же, позвольте мне их вам напомнить. Итак.

В последнее время с Рихардом творилось что-то непонятное. Мне казалось, что теперь, когда его враг был убит, прошли выборы в Совет Магов и победил даже его друг и приятель можно и расслабится. Но все было наоборот. Он нервничал и постоянно куда-то уезжал. Я просто изводилась в такие дни, понимая только теперь про эти самые пресловутые нити, что нас связывали. Мы стали мало, где бывать вместе. Мне его не хватало, но я все же надеялась, что всё, как-нибудь, образуется.

Это мое заключение в Бастиде и последующая за ним болезнь повлияли на него гораздо сильнее, чем на меня. Он после