Кроуфорд медленно вел «порше» и остановился взглянуть на безмолвную виллу. Я заметил, как напряглись сухожилия у него на шее, задвигались челюсти и зашевелились губы, произнося неслышные ругательства в адрес психиатра. Он резко дал газ, потом затормозил и задним ходом въехал в открытые ворота. Кроуфорд вышел на замусоренную дорожку и уставился на окна, ожидая, что Сэнджер выйдет и смело взглянет ему в лицо.

Но психиатр уехал с этой виллы, переселившись в одно из своих бунгало в жилом комплексе Костасоль на побережье в миле отсюда. Я наблюдал за его отъездом вчера вечером. Вместе с остатками своих книг он погрузился в «рейнджровер», за рулем которого сидела женщина средних лет, какая-то его приятельница. Перед отъездом он закрыл ворота, но за ночь вандалы сбили замки и на воротах, и на дверях гаража.

Кроуфорд подошел к подъемной двери, ухватился за ручку и рванул ее вверх, как автор инсталляции на выставке, сворачивающий картину на металле. Пройдя по пустому гаражу, обходя масляные пятна на бетонном полу, он вошел через кухонную дверь в дом.

Мой взгляд упал на трубу виллы. При всей моей уверенности, что Кроуфорд неповинен в убийстве Холлингеров, я ждал, что в небе вот-вот появятся первые струйки дыма. Раздраженный тем, что Сэнджер от него ускользнул, Кроуфорд вскоре взвинтит себя настолько, что его нервное напряжение снимет только быстро вспыхнувшее яркое пламя. Я запустил двигатель «ситроена», приготовившись рвануть на подъездную дорожку и заблокировать «порше» путь к бегству с места преступления. Пожары и языки пламени были подписью, которой Кроуфорд все чаще украшал небеса над Эстрелья-де-Мар.

Десять минут я таился за газетой, едва ли не разочарованный тем, что не вижу дыма, поднимающегося из-под крыши. Наконец я вышел из машины, тихо закрыл дверь и направился по проезжей части улицы к вилле. Нырнув в гараж, я услышал, как кто-то со скрипом открыл ставни в окне верхнего этажа. Не решаясь сразу войти в кухню, я прислушивался, как под ногами Кроуфорда потрескивают половицы у меня над головой. Он явно тащил по комнате платяной шкаф, возможно, решив добавить последний предмет обстановки к дровам своего костра.

Я прошел через кухню в холл, блеклые стены которого были освещены солнечным светом из сада, снова оказавшись в «темнице» Пиранези, где психиатр чувствовал себя так уютно. Вандалы поработали и внутри дома: ругательства и угрозы, выведенные краской из аэрозольных упаковок, покрывали все стены и потолок. На лестнице краска была еще влажной, на выложенных керамической плиткой ступенях виднелись отпечатки кроссовок Кроуфорда.

Я остановился на верхней площадке, прислушиваясь к скрежету ножек, – по полу тащили какую-то мебель. Стены спальни были разрисованы черными и серебристыми завитушками, напоминавшими энцефалограммы разрушенного мозга, который вдруг исчез неведомо куда. Но в одной комнате варвары не бесчинствовали. Это была спальня служанки над кухней, где Кроуфорд отодвигал от стены тяжелый испанский платяной шкаф. Вцепившись в резные дубовые панели, он двигал по полу этот замок из полированного дерева.

Затем он растянулся на полу, заполз в узкое пространство между шкафом и стеной, пошарил рукой по какой-то внутренней планке и достал дневник, какие заводят девочки-школьницы, в розовом шелковом переплете. Сев на полу, прислонившись к шкафу, он прижал дневник к груди, улыбаясь нежной и горькой улыбкой влюбленного школьника, опечаленного невосполнимой утратой.

Я смотрел, как он развязал ленточку, а потом теребил ее пальцами, просматривая дневник страницу за страницей. Наконец, он оторвался от дневника, обвел взглядом небольшую комнату и уставился на каминную полку, загроможденную безделушками, которые забыли выкинуть. Над семейкой лохматых троллей, коллекцией ракушек, собранных на пляже камешков и почтовой открыткой с видом Мальме на стене красовалась фотография панковской рокгруппы с автографами. Кроуфорд встал, подошел к каминной полке и какое-то время задумчиво перебирал камешки руками, а потом сел за туалетный столик у открытого окна.

– Входите, Чарльз, – крикнул он.– Я слышу даже, как вы думаете. Что вы тут бродите как привидение. Их тут и без вас достаточно…

– Кроуфорд? – Я переступил порог, с трудом протиснувшись мимо близко придвинутого к двери громадного шкафа.– Я подумал, что вы можете…

– Поджечь дом? Не сегодня, и не этот.

Он говорил тихим голосом, мечтательно, словно сомнамбула или ребенок, обнаруживший таинственный чердак. Он обследовал пустые ящики туалетного столика, шевеля губами, словно описывая воображаемые предметы, которые доставал из ящиков.

– Это была комната Биби. Подумать только, она сотни раз смотрелась в это зеркало. Если внимательно вглядеться, то ее можно в нем увидеть…

Он снова стал листать дневник, прочитывая записи, крупным округлым почерком покрывавшие розовые страницы.

– Здесь ее капризы и надежды, – заметил Кроуфорд.– Она начала вести этот дневник, поселившись у Сэнджера. Вероятно, здесь она и писала. В милом маленьком убежище.

Я предположил, что он никогда не бывал в этом доме, а тем более в этой спальне, и спросил:

– Почему вы не взяли этот дом у Сэнджера в аренду? Вы могли бы сюда переехать.

– Хорошо бы, но не хочу показаться слезливым и сентиментальным.

Кроуфорд захлопнул дневник и оттолкнул его. У стены стояла узкая кровать девушки-служанки, голая, с одним матрацем. Кроуфорд лег на нее. Его плечи с трудом помещались на узенькой кровати.

– Не очень удобно, но по крайней мере здесь они не могли заниматься сексом. Так значит, Чарльз, вы думали, что я решил спалить этот дом?

– Мне и вправду так показалось.

Я посмотрел на отражение Кроуфорда в зеркале туалетного столика и заметил, что черты его лица почти полностью симметричны и совершенны, но как знать, не притаился ли где-то под этой маской жестокий и уродливый двойник?

– Вы сожгли тот катер и мой автомобиль. Почему же не спалить и виллу Сэнджера? Или вам хватило дома Холлингеров?

– Чарльз…

Кроуфорд закинул руки за голову и сцепил пальцы, явно демонстрируя пластырь на предплечье. Он пристально смотрел на меня многозначительным, но приветливым взглядом, готовый кинуться мне на помощь и разрешить мое маленькое затруднение.

– Катер действительно сжег я. Я обязан поддерживать боевой дух в войсках; это моя постоянная забота. Эффектный пожар затрагивает какие-то неведомые струны у нас в душе. Приношу свои извинения за сгоревшую машину. Махуд ослышался и без меня взялся за это дело. Но дом Холлингеров? Я совершенно ни при чем, и по очень весомой причине.

– Биби Янсен?

– Не совсем так, но в общем…– Он поднялся с кровати и стал быстро перелистывать дневник, пытаясь пополнить свои воспоминания о девушке чем-то новым.– Скажем, по сугубо личной причине…

– Вы знали, что она беременна?

– Конечно.

– Это был ваш ребенок?