Они тронулись в путь, и она спросила:

— Что это за звук?

Они остановились, и на этот раз все трое услышали за спиной слабое потрескивание и шорох.

— Это мертвые восстают? — спросил Атаба.

— Вы знаете, я надеялась, что такая возможность никому в голову не придет, — ответила Дафна.

Мау прошел несколько шагов назад по пещере, которую наполнял тихий треск. «Мертвые не могут ходить, — подумал он. — Это один из признаков, по которому определяют, что человек умер. Поэтому я забрался сюда, так далеко от синего неба, и мне нужно выяснить: а что же они могут делать? Так в чем же причина? И где я раньше слышал этот звук?»

Он прошел чуть дальше по туннелю, туда, где звука уже не было, и подождал. Немного спустя опять послышался треск, и Мау вспомнился солнечный свет в жаркие дни. Там, где он оставил своих спутников, тоже трещало.

— Пойдемте дальше, — сказал он, — и оно само перестанет, главное — не останавливаться.

— Они не проснутся? — спросил Атаба.

— Это веревки из бумажной лианы, которыми связаны Дедушки, — объяснил Мау. — Даже если бумажная лиана сухая, как кость, нагреваясь, она трещит и лопается. Это начинается от тепла наших фонарей и тел, если мы слишком долго стоим на одном месте. Вот и все.

— Меня это, во всяком случае, напугало, — сказала Дафна. — Ты молодец. Дедукция на основе наблюдений и экспериментов.

Мау пропустил эти слова мимо ушей, поскольку понятия не имел, что они означают. Но ему было приятно. Дедушки не проснулись. Шум, который он слышал мальчиком, производили бумажные лианы, когда нагревались или охлаждались. Это было правдой, и он мог это доказать. И совсем нетрудно догадаться. «Так почему я едва сдерживаюсь, чтобы не обмочиться от страха? Потому что треск бумажной лианы — это совсем не интересно, в отличие от ходящих скелетов. Почему-то скелеты придают больше важности нам самим. Даже наши страхи придают нам какую-то важность, потому что мы боимся оказаться незначительными».

Он посмотрел на Атабу: жрец приблизился к одному из Дедушек и торопливо отступил, когда начался треск.

«Мое тело трусливо, но я не боюсь. Я ничего не устрашусь, никогда, — подумал Мау. — После всего, что было».

Впереди показался свет. Показался внезапно, когда они завернули за угол туннеля, — красный, желтый и зеленый. Свет мерцал, пока они к нему подходили. Атаба застонал и остановился, и Мау понял, что ему самому нельзя останавливаться. Он посмотрел вдоль коридора, уходящего вниз под небольшим углом.

— Оставайся тут и присмотри за стариком, — сказал он девочке-призраку. — Я не хочу, чтобы он убежал.

«Я не боюсь своего мочевого пузыря, который вот-вот лопнет, — твердил про себя Мау, пробегая мимо молчаливых стражей. — Я не боюсь своих ног, которые хотят обратиться в бегство. Я не устрашусь картин, которые с воплями проносятся у меня в голове». Он бежал, и свет бежал впереди него, и он повторял свои клятвы, пока, подобно капитану Робертсу, не понял, что их надо срочно подправить. Я не устрашусь тени, что выходит из дивного сияния дня, ибо я нашел свой страх здесь, во тьме, и протяну руку и коснусь его, так же как он протягивает руку, чтобы коснуться меня…

Его пальцы встретились с пальцами отражения на гладкой поверхности плиты из золотого металла, высотой примерно в человеческий рост.

Мау приложил ухо к металлической плите, но та молчала. Толкнул ее, но она не двинулась.

— Стойте, где стоите, — сказал он своим спутникам, когда они приблизились к нему. — Мы долго шли вниз. Возможно, по другую сторону этой штуки — вода.

Он потыкал металл ломиком. Металл был очень мягким, а слой его — очень толстым, но его окружал обычный островной камень, с которым наверняка будет легче справиться. Камень скоро начал крошиться под ударами острого конца ломика. Через некоторое время послышалось шипение и донесся запах мокрой соли. Стало быть, море действительно где-то поблизости, но, по крайней мере, они находятся выше уровня воды.

Он подозвал остальных и опять принялся рубить камень, изумляясь легкости, с которой камень поддавался стали, открывая проем в черноту. Там было сыро; в темноте тихо плескалась вода. При свете фонаря Мау едва различал белые ступени, уходящие вниз.

И только-то? Всего лишь проход в какую-то приморскую пещеру? Таких пещер было полно у подножия утесов на западной стороне острова. Дети исследовали их испокон веков и ни разу не обнаружили ничего интересного.

Но свет фонаря выхватил из темноты что-то блестящее.

— Я пойду туда с тобой, — сказала Дафна за спиной у Мау.

— Нет. Оставайся тут. Там может быть опасно.

— Вот именно поэтому я должна пойти с тобой.

— Эта пещера стояла запертая с начала времен! Что со мной может случиться?

— Что? Ты сам только что сказал, что там может быть опасно! — возразила Дафна.

— Я войду первым, — сказал Атаба у нее за спиной. — Если Локаха там, я возьму его за руку.

— Я не буду здесь сидеть и слушать, как все эти старики на меня трещат! — запротестовала Дафна. — Да, я знаю, что это всего лишь лианы, но это не спасает!

Трое переглянулись в свете фонарей и дружно полезли через узкий проем в помещение, наполненное спертым, словно загнившим воздухом.

Ступеньки за дверью полностью состояли из камней богов. Все камни были украшены рисунками и походили на те, которые стояли на пляже. Многие рисунки занимали несколько камней сразу. Там и сям камни потрескались или вообще отсутствовали.

«Куски камня, — подумал Мау. — Почему мы решили, что они достойны поклонения?»

Он поднял фонарь повыше и увидел почему.

Перед ним, по колени в воде, сидели огромные, сверкающие белизной, блестящие боги — Воздух с огромным животом и четырьмя сыновьями на плечах, сияющая Вода, яростный Огонь с руками, привязанными к бокам, точно как в той истории. Вода и Воздух держали по большому каменному шару; шар Огня был установлен у него на голове и отсвечивал красным. Была тут и четвертая статуя, бледная, разбитая. У нее не было головы, а одна рука свалилась в воду. Мау на миг подумал: «Это Имо. Его разбили. Осмелюсь ли я найти его лицо?»

Атаба завизжал (и в туннеле от этого звука слегка сдвинулся с места один мертвец).

— Ты их видишь? Ты видишь? — выдавил жрец, в промежутках втягивая затхлый воздух. — Узри богов, демонский мальчишка!

Он сложился пополам в приступе кашля. Здешний воздух был и вправду нехорош: сколько его ни вдыхай, он не прибавлял жизни.

— Да, вижу, — ответил Мау. — Это каменные боги, Атаба.

— А из чего им быть — из плоти? И что за камень так сияет? Я прав, демонский мальчишка, я прав в своей вере! Ты не можешь этого отрицать!

— Я не могу отрицать видимое, но могу вопрошать о природе того, что вижу, — возразил Мау, а старик опять зашелся свистящим кашлем.