Как далеко зайдет интенсификация сельского хозяйства, не в последнюю очередь зависит от пищевых привычек растущего мирового населения. Чем выше потребление мяса, тем больше нагрузки на сельскохозяйственные земли. В настоящее время уже 50 % мировой растительной продукции используется для производства мясных и молочных продуктов. По всей видимости, эта цифра будет расти. По прогнозам ФАО 2009 г., спрос на продовольственные продукты животного происхождения к 2050 г. повысится на 70 %, т. е. более чем вдвое по сравнению с ростом населения. Причина ясна как день: с растущими доходами растет и потребление мяса, рыбы, молочных продуктов, по крайней мере до определенной степени насыщения. Поскольку в целом экологическое сознание растет вместе с уровнем благосостояния, чрезмерное потребление мяса в образованных классах высокоразвитых стран становится признаком дурного тона, во всяком случае в верхних его слоях. Если потребление мяса на душу населения в Германии с 1991 по 2008 г. понизилось с 97,4 до 88,5 кг в год, то в пороговых странах оно резко выросло. Китай, Индия, Бразилия здесь также лидируют. В 2005 г. в этих странах было произведено две трети всех мясных продуктов (за вычетом индустриальных стран). С 1980 по 2002 г. потребление мяса на душу населения в развивающихся странах удвоилось с 14 до 28 кг в год[214]. Соответственно, растет потребность в кормах. Увеличения объемов добиваются за счет сокращения производства основных продуктов питания, понижая тем самым калорийность питания беднейших слоев населения Земли.

Из-за того, что на корм скоту идут злаки, которые могли бы служить продуктами питания для людей, теряется объем калорийности, соответствующий потребности 3,5 млрд человек в год. В Германии для производства 1 ккал мяса требуется в среднем 7 растительных ккал (для говядины в зависимости от производственных условий — от 6 до 20, для птицы — 3–4). Иными словами, чтобы накрыть мясной стол, требуется возделать намного больше сельхозугодий, чем для того, чтобы накормить вегетарианцев. Вместе с производством мяса в сельском хозяйстве растут потребление воды и энергии, а также выбросы парниковых газов. Поскольку бо́льшая часть пастбищ загружена до предела, для выпаса скота вырубаются леса. Параллельно повышают продуктивность племенного скота: так как число сельскохозяйственных животных из-за ограниченных площадей нельзя увеличивать до бесконечности, каждое из них обязано давать как можно больше молока и мяса. Поэтому превращение живого существа в четвероногую биомашину есть лишь следствие требования все большей продуктивности.

Если в 1950-е гг. одна корова давала около 640 л молока в год, то к 2011 г. средний удой составлял уже 8173 л, а у чемпионок — до 10 000 л и больше. Это в среднем 30 л в день, что до крайности истощает организм животного. Пастбищный выгон сегодня исключение, подавляющее большинство более чем 4 млн молочных коров в Германии живут в стойлах для беспривязного содержания, не на траве — на бетоне. И их все время «улучшают» для максимальной продуктивности. Но за это нужно платить: у животных падает иммунитет, рождаемость, они раньше умирают. Из-за хронического воспаления вымени четверть коров преждевременно забивают. Среднестатистическая корова живет не больше 5 лет. Два года их растят, затем они приносят в среднем трех телят, после чего теряют все силы и отправляются на бойню. Современный коровник на 1000 животных — это более-менее автоматизированная фабрика. Доением занимаются роботы, наблюдают за коровами сенсоры и видеокамеры. В курятники сегодня набивают до 100 000 птиц, свиньи содержатся в мегахлевах на несколько десятков тысяч животных. Случись неполадки с вентиляционной системой, погибнут почти все. Во избежание эпидемий в корма подмешивают антибиотики. При разведении несушек в год «устраняют» до 50 млн цыплят мужского пола. На роль цыплят-бройлеров несушки не годятся, поскольку у них слабо развита мышечная ткань[215].

Более ста лет назад Эптон Синклер в своем знаменитом романе «Джунгли» описал чикагские бойни. Тогда на конвейерах Мясного Городка производилось не меньше 80 % потреблявшегося в Америке мяса. В этом земном аду работало 25 000 человек. В 1920-е гг. в Чикаго забивали 13 млн свиней и коров в год. Из мяса делали консервы или в рефрижераторных вагонах развозили его по всей стране. Скотоводство, мясоперерабатывающая отрасль и потребление четко разделялись. Можно было полакомиться отбивной или солониной, не задумываясь о том, как содержат, перевозят и забивают скотину. За прошедшее время ужесточились нормы гигиены и появились хоть какие-то стандарты содержания скота. Но принципиальных изменений в мясной отрасли не произошло. Животные превратились в чистый фактор производства, который при минимальных затратах должен приносить максимальный доход. Было бы, правда, лицемерием обвинять в этом только мясную промышленность. Ее тайный сообщник — потребитель. Тот, кто желает часто ставить на стол много дешевого мяса и колбасы, не имеет права сетовать на условия массового содержания скота. А как иначе обеспечить миллиарды горожан, которые не могут обходиться без курочек гриль, гамбургеров и стейков? Тот, кто признает, что у животных тоже есть достоинство, обязан изменить свое питание. Из этого не следует, что нужно непременно отказаться от всех продуктов животного происхождения. Если животных содержат в неплохих условиях и с ними прилично обращаются, их можно употреблять в пищу. Но тогда ассортимент мяса и колбасы будет более скудный, а сами продукты дороже.

В целом питание, ориентированное на злаки, бобовые, овощи и фрукты, принесет много пользы. Оно способствует продовольственной безопасности в развивающихся странах, помогает сдерживать изменение климата, щадит почву и позволяет содержать животных в приличных условиях. Редко изменение нашего повседневного поведения имеет столь серьезные последствия. При этом меньшее потребление мяса — не просто акт любви к меньшим братьям, нам это тоже полезно. В Америке и Европе избыточное потребление мяса стало медицинской проблемой номер один. Научные исследования связывают с чрезмерным потреблением мяса и колбасы такие заболевания цивилизации, как рак, диабет, инфаркт. И в самом деле: меньше значит больше. Растущее число людей уже не разделяют утверждение Бертольта Брехта о том, что морализаторством сыт не будешь. Мы можем себе позволить во время еды не забывать о морали.

С учетом растущих требований к сельскому хозяйству как к поставщику продуктов питания, аграрного сырья и энергетических культур Совет по биоэкономике при правительстве ФРГ рекомендует в первую очередь повышать именно продуктивность этой отрасли. К инновациям, на которые возлагаются надежды, относится «выведение более продуктивность сортов растений и видов животных, обладающих специфическими свойствами, в том числе веществами, способствующими здоровому питанию». Под этим понимается выведение сортов растений с повышенным содержанием протеинов, витаминов и микроэлементов (например, железа и цинка), а также обогащение продуктов питания в ходе производственного процесса. Благодаря этому предполагается улучшить качество питания 3 млрд человек, которые сегодня страдают от хронического голода или недоедания. Однако голодают эти люди не из-за абсолютной нехватки продовольствия, а из-за бедности. Они, как правило, просто не могут пользоваться достижениями промышленных продовольственных технологий. Рынок сбыта обогащенных йогуртов, соков и т. д. — это не фавелы, бидонвили и шанхайчики этого мира, а более или менее богатые кварталы. Во исправление подобного несправедливого распределения социально мыслящий финансист Мухаммад Юнус, получивший известность благодаря своему банку микрокредитования и ставший лауреатом Нобелевской премии мира, вместе с французским продовольственным гигантом Danone основал совместное предприятие. Усилиями компаньонов был разработан недорогой йогурт с добавлением железа, витаминов, кальция, йода и цинка. Это должно было помочь детям Бангладеша, половина которых страдает от недоедания. Вот что писал об этом журнал Wirtschaftswoche: «Gremeen Danone построила фабрику в Богре к северо-западу от Дакки, организовала сеть распространения и обучила продавщиц, которые с йогуртом „Шокти Дои“ ходили по домам. И сначала все шло хорошо. Но когда в 2006 г. взлетели цены на молоко, проектные расчеты затрещали по швам. Юнус настоял на повышении цен: в конечном счете социальное предприятие не благотворительная организация. В результате число продаж резко упало, в сельской местности — до 80 %. Там Gremeen Danone понизил цены, но уменьшил объем упаковки. Сегодня — спустя 4 года — совместное предприятие стоит на пороге безубыточности»[216]. Чему нас это учит? Даже общественно полезные предприятия, инвестирующие прибыли в расширение или усовершенствование продукции, неизбежно страдают от несовершенства мирового рынка. В конце концов, они непременно переложат повысившуюся стоимость аграрного сырья и энергии на потребителя. И все же такая предпринимательская модель предоставляет шанс дать работу бедным, повысить качество их питания, а также ради снижения цены сократить расходы на упаковку, рекламу, распространение, долю прибыли совладельцев. Социальные предприятия и товарищества — одно из средств борьбы с недоеданием.