С другой стороны, сопоставление грамоты и печати позволяет определить найденную в 1954 г. костяную матрицу принадлежащей не известному другим источникам сыну Онцифора и брату Юрия и Максима – Афанасию Онцифоровичу – и датировать ее второй половиной XIV в. Следует отметить, что и костяная печать, и грамота № 273 обнаружены на территории одной усадьбы («Е»).

Афанасий выступает в качестве адресата в грамоте № 178, в которой некий Ксенофонт сообщает о покупке Ещерского уезда у Максима. Этот документ найден в 7-м ярусе (1382–1396 гг.) на усадьбе «К»[414]. Каким бы заманчивым ни было желание связать названных в ней Афанасия и Максима с Афанасием и Максимом Онцифоровичами, такое желание приходится решительно отвергнуть. В этой грамоте Ксенофонт называет себя братом Афанасия, а наличие у Онцифора еще одного сына – Ксенофонта подтвердить независимыми источниками не представляется возможным.

Изложенные наблюдения позволяют следующим образом реконструировать генеалогическую таблицу боярской семьи Мишиничей-Онцифоровичей:

* * *

Вполне правомерной представляется постановка следующего вопроса: существуют ли методические возможности установить принадлежность посадничьей или, во всяком случае, крупной боярской семье какой-либо из усадеб, раскопанных на Неревском конце, кроме тех очевидных возможностей, которые дает анализ берестяных текстов? Смогли бы мы дать правильную социальную характеристику этим усадьбам, в том числе и усадьбе «Д», если бы берестяные грамоты не были найдены?

На этот вопрос следует ответить отрицательно. Посадничья усадьба «Д» не выделяется среди других усадеб, открытых на Неревском конце, своими размерами. Ее площадь (около 2000 кв. м) примерно равна площади любой другой здешней усадьбы. Стоящие на ней постройки своими размерами не отличаются от сотен других построек, стоящих на соседних усадьбах. Имея дело лишь с их нижними венцами, археологи лишены возможности прослеживать наличие каких-либо особенностей в декоре построек. Разумеется, каменный терем усадьбы «Д» принадлежит к числу ярчайших признаков социального характера и выделяет эту усадьбу, но указанная постройка возникла только на рубеже XIV–XV вв. Не позволяет обнаружить сколько-нибудь ярких отличительных признаков и инвентарь усадеб. Несомненно, в быту крупного феодала было больше предметов роскоши, но пока таких предметов найдено немного, и они не могут служить объектом статистического изучения.

Открытие берестяных грамот и их привлечение к характеристике городской усадьбы крупного новгородского боярского рода позволяет, как кажется, установить, в чем состоят объективные признаки городского землевладения этой категории феодалов. Дело заключается в том, что крупный боярский род владел не одной городской усадьбой, а целым комплексом усадеб, составляющим значительную часть кончанской территории.

В самом деле, во второй половине XIV в. Онцифоровичам на исследованном участке Неревского конца принадлежали три усадьбы. На усадьбе «Д», выделяющейся своей каменной постройкой, найдено 12 грамот с именами Варфоломея (№ 391), Луки (№ 389), Онцифора (№ 98—101, 180, 358, 385), Юрия (№ 94, 97, 167) и ложки с именем Ивана Варфоломеевича. На соседней с ней усадьбе «И» найдено 15 грамот с именами Онцифора (№ 354), Юрия (№ 362), Юрия и Максима (№ 370), Максима (№ 177), Михаила Юрьевича (№ 157, 297, 300, 301, 306, 308, 311, 313), Андреяна, Никиты и Настасьи (307) и Андреяна (№ 303). С усадьбы «Е», примыкающей к усадьбе «Д» с востока, происходит 7 грамот с именами Максима (№ 91, 253, 271, 272, 279), Максима и Юрия (№ 290), Юрия и Афанасия (№ 273) и печать Афанасия Онцифоровича. Расположение грамот с определенными именами отличается достаточной последовательностью для того, чтобы утверждать, что Юрий Онцифорович жил на усадьбе «Д», его брат Максим – на усадьбе «Е», а сын и наследники Юрия – на усадьбе «И». Грамота № 300, упоминающая особый «Максимов хором», свидетельствует о том, что Максим жил на отдельной усадьбе.

Внимательно знакомясь с полными комплексами грамот, найденных на этих трех усадьбах в соответствующих слоях, мы обнаружим, что они отличаются несомненной чистотой. На усадьбе «Д» в слоях 5—11-го ярусов (1299–1422 гг.) нет ни одного документа с именем адресата, который был бы предназначен лицу, не входящему в число членов семьи Мишиничей-Онцифоровичей. На усадьбе «И» комплекс не так чист, однако грамоты, адресованные Онцифоровичам, и здесь резко преобладают. Наконец, на усадьбе «Е» грамоты Максима встречаются вместе с письмами, адресованными Григорию и Сидору или написанными ими. Отношение этих лиц к Максиму Онцифоровичу нам не известно, однако следует вспомнить, что имя Григория имеется в списке строителей Колмова монастыря в Клопском синодике. Иными словами, Григорий назван там среди ближайших родственников Юрия Онцифоровича.

Формирование этого комплекса усадеб теоретически можно представить двояким способом. Боярская семья могла расширять свое городское землевладение, постепенно прикупая новые и новые усадьбы по мере расширения семьи и ее богатств. Но она могла и изначально владеть обширным участком кончанской территории, многими усадьбами, часть которых была заселена зависимыми от них людьми, и только по мере необходимости осваивать эти усадьбы для личных нужд членов семьи, когда ее состав увеличивался.

Для решения этого в высшей степени интересного и важного вопроса мы не располагаем пока достаточно убедительным материалом. Однако кое-что, как кажется, дают наблюдения над комплексом берестяных грамот из слоев XIV в. на усадьбе «И». Здесь древнейшие грамоты с именами Мишиничей обнаружены в слоях середины XIV в.

В более раннее время на усадьбе «И» жили духовные лица. В 12—13-м ярусах (1268–1299 гг.) найден берестяной ярлык с надписью «Марии черницы» (№ 323), а также обрывок грамоты с текстом церковно-литургического характера (№ 331)[415]. Из слоев 12-го яруса (1281–1299 гг.) извлечен сосуд литургического назначения с надписью «мюро» и «масло»[416]. В слое 11-го яруса (1299–1313 гг.) найдена грамота со словами «Еванове попове» (№ 319)[417]. Наконец, в слоях 9-го яруса (1340–1369 гг.) обнаружены три грамоты подобного характера. Грамота № 317 проникнута церковной фразеологией[418]. Обрывок грамоты № 368 содержит обращение к попу Максиму[419]. Грамота № 177 также адресована попу[420]. Однако эта последняя написана Максимом Онцифоровичем. В ее тексте содержатся хозяйственные распоряжения боярина попу, что свидетельствует о существовании определенной зависимости жительствующих на усадьбе «И» священнослужителей от семьи Онцифоровичей. Еще до водворения здесь самих членов этой семьи они уже имели возможность распоряжаться живущими на усадьбе «И» людьми.