И растворить и свой дурацкий осадок от ее поведения, и ее обиду на его слова в поцелуе.

Но в этот момент рядом взревел байк, и к крыльцу подрулил красный дукати с девушкой в пышном салатовом платье.

- Лен! Все нормально?

Лена замотала головой, вздрагивая плечами, и Данил с ужасом понял, что она, оказывается, плачет. Он торопливо дернулся к ней, но Лена неожиданно ловко подбежала в байку, вскочила на сиденье, уцепилась за талию байкерши, и только шины взвизгнули.

Данил, матерясь, рванул к своему байку, но , уже запрыгивая, понимал, что время упущено.

Мало того, что дукати, так еще и девка местная. Ищи их, свищи.

Он опять выматерился от души, покурил и вернулся в бар.

Надо вытаскивать Толика со сцены. Он, кажется, знает эту бабу.

В зале за столиком он встретил очень раздосадованных близнецов, понял, что у них спрашивать, куда, хотя бы предположительно, могла свинтить их зазноба, бесполезно.

Надо ждать Толика.

Или, может, дать Лене время успокоиться? А она точно успокоится? Или опять какую-нибудь херню себе надумает?

Данил оглянулся, увидел довольного жизнью Коляна, который тискал очередную девчонку, и от души позавидовал его беззаботности.

Осадок от промелькнувшего раздражения на поведение Лены сменился на беспокойство о том, куда она могла деться.

И что-то подсказывало, что не в гостевой поехала.

Хотя, проверить не помешает.

Короткие переговоры с близнецами, у которых, с исчезновением Эли, пропал всякий интерес к тусовке, взгляд на Коляна, явно нашедшего себе пристанище на ночь.

Сдернуть со сцены Толика.

- У меня еще две песни, а потом легко, братан!

Толик вообще был легким парнем.

И обещал показать приблизительные места, куда оторва Эля могла увезти Лену. С поразительным энтузиазмом, кстати, пообещал.

Это будило ненужные воспоминания, но Данил, в этот раз твердо решивший не пить, задавил их на корню.

Как в прошлый раз, не будет.

Народу мало. Все трезвые. И вообще…

- Слушай, тебе реально тридцать пять? Реально???

Эля перевернулась на живот, отбросила сигарету в сторону и уставилась на Лену с таким невозможным удивлением, что той даже не по себе как-то стало.

- Ну да. А что здесь такого?

- Да ничего…

Эля встала, подошла ближе, всмотрелась в лицо Лены.

- Дааа… - наконец, протянула она, - вот что значит, молодой любовник, да? Или ты эликсир молодости пьешь?

Лена смутилась. Она не считала, что выглядит молодо. Конечно, моложе своих лет, но не настолько, чтоб этим восхищались девятнадцатилетние девчонки.

- А сыну сколько лет?

- Шесть, будет семь скоро.

- И в разводе.

- Да.

- А чего так?

Вот кому другому Лена бы давно ответила, что не его дело. Потому что реально не его дело. Но Эля настолько располагала к себе, настолько была дружелюбна без извечной женской язвительности, которая даже у близких подруг нет-нет , да и проглядывает, что отвечать грубостью не хотелось.

Да и домашнее вино, которого она уже стакан выпила незаметно для себя, располагало к беседе.

Лена откинулась на спинку кресла-качалки, задумалась.

В саду вовсю стрекотали невероятно шумные южные цикады, одуряюще пахло цветами. Недалеко мерно дышало море.

Вообще весь этот маленький домик, а скорее даже не домик, а просто полузаброшенная старая дача, навевал уют и спокойствие. Все проблемы, все глупые и не глупые мысли – все было далеко.

Настолько далеко, что казалось нереальным.

Или, наоборот, то, что сейчас происходило, было похоже на сон. Тоже мерный, спокойный, расслабляющий.

Старое кресло-качалка, мягкий, немного пахнущий пылью плед, вино, терпкое и крепкое. И доброжелательный человек рядом.

У Лены не было подруг. Так сложилось как-то. Только коллеги по работе.

И вот теперь ей самой было странно, что так уютно и спокойно в обществе совершенно незнакомой, очень молоденькой девчонки, чей мир настолько далек от ее собственного, что, наверно, даже и не пересеклись бы никогда.

Если б не летняя практика, этот южный город, который сводит настолько разных людей самым неожиданным образом.

Эля устроилась рядом на какой-то странного вида длинной плетеной кушетке, тоже попивая вино и покуривая. Кроме красной точки от сигареты, не было света. Южная ночь упала кромешной чернотой, и для того, чтоб увидеть лицо собеседника, необходимо было напрягаться и подходить очень близко.

И, наверно, эта чернота, эта интимность располагали к откровенности.

Или Лена, наконец, смогла для себя сформулировать причины развода. И вообще всего, что происходило в ее жизни.

- Просто мы как-то… Перестали смотреть друг на друга.

- Разлюбила?

- Да… Понимаешь, - Лена отпила еще вина, решаясь на откровение, - сложно любить человека столько лет. Вернее, не так. Сложно любить человека, когда ты в нем разочаровываешься.

- Изменял?

- Нет… Хотя, пожалуй… Смотря, что считать изменой.

Лена помолчала, но Эля не торопила, спокойно ожидая продолжения. И, похоже, смирилась бы, если б его не было.

Потому Лена почувствовала себя увереннее и опять заговорила:

- Он стал играть. Сначала понемногу, потом все больше. Никогда не думала, что меня это коснется. Как всегда, знаешь, только не я, только не меня… Кого-то другого, но не меня. Всегда мне эти проблемы с игроманией казались надуманными. А человек, подсевший на игру, просто эгоистом. Законченным, не думающим о других. Ну, это же не наркомания. В конце концов, правда? Виктор, он… Знаешь, у нас как-то быстро все случилось. Я имею в виду, отношения, свадьбу. Я приехала на каникулы. И тут он. Красивый, активный такой. А я веселая была, бедовая. Недавно с другом вспоминали, что творили, сейчас даже как-то и не верится, что это я была. Мы стали встречаться, поженились. Он уже работал, хорошо зарабатывал. Правда, папе не понравился, но мои родители всегда говорили, что это мой выбор, и они его примут.

- Хорошо, когда так.

- Да… Я не знаю, на самом деле, что было бы, если б не они. Когда он начал играть… Вадимке был год. Я сначала не понимала ничего. Маленький ребенок, заботы, Вадим был беспокойным, я ночей не спала, все время, как в коме, ходила… Поэтому и не сразу заметила, что муж задерживаться стал, денег меньше приносить… А потом… Ну, потом, наверно, как у всех. Пыталась бороться. Разговаривать. Ставить ультиматумы. Мы же хорошо жили, все было у нас. Понимаешь? Мне завидовали коллеги. Я ни в чем не нуждалась. Все ушло. Все. И быстро так… Мы переехали в съемную квартиру. Вадимке было три года. Я вышла из декрета, его в сад, работала в школе. Родителям не говорила ничего, стыдно было. И все пыталась вразумить. Не понимала, ну как так можно? Зная. Что у нас даже на еду денег нет, просто все, что заработал, спускать? Его уволили с работы. Он там, оказывается, всем должен оказался. Виктор начал искать другую работу. А уже не берут никуда. В его сфере все друг друга знают, уходил он из компании плохо… Короче говоря, он просто стал искать предлог, чтоб уйти из дома. Знаешь, до смешного доходило. Утром говорил мне, что пошел работу искать, заходил к родителям своим, обедал у них, отдыхал, а вечером возвращался обратно. И говорил, что не нашел. Это если мать денег не давала. А если давала, то сначала проигрывал их. Я работала, Вадим в саду, как-то уже и сил не было реагировать. Даже когда случайно узнала, что он работу не ищет, а у родителей своих время проводит, и они его покрывают. А потом я попала с Вадимом в больницу, на десять дней. Оставила ему денег на оплату квартиры. У нас там долг был уже серьезный. Я заняла у своих родителей. Ему об этом сказала, что это не наши деньги. Что, если не оплатит, выгонят нас из квартиры. Он проиграл все. Знаешь, когда мы были в больнице, он пришел один раз только. Принес печенья. А потом хозяйка квартиры позвонила. Я даже разговаривать с ним не стала. Просто ушла из больницы сразу к родителям. Им призналась. Стыдно было, но какой выход? Он приходил, извинялся, даже деньги приносил какие-то. Но я все. Как отрезало.