Немного ниже Южной вершины, когда альпинисты спустились в плотный слой облаков со снегопадом, Питтман снова стало плохо и она попросила Фокс сделать ей инъекцию мощного стероида, именуемого дексаметазон. «Декс», как называют его альпинисты, способен на время нейтрализовать губительное воздействие на организм большой высоты. Следуя инструкции доктора Ингрид Хант, каждый член команды Фишера имел при себе на случай экстренной помощи заранее приготовленный шприц с этим препаратом; шприцы были сложены в пластиковые упаковки для зубных щеток и хранились у каждого в пуховике, где они не могли пострадать от мороза. «Я немного стянула с Сэнди верхние брюки и воткнула иглу ей в бедро прямо через все одежки», — рассказывает Фокс.

Бейдлман задержался на Южной вершине, чтобы определить, сколько осталось кислорода, и догнал их в момент, когда Фокс воткнула шприц в Питтман, распростершуюся лицом вниз на снегу. Он рассказывает: «Когда я подошел и увидел лежащую там Сэнди и стоящую над ней со шприцом в руках Шарлотту, то понял, что дела ни к черту. Я спросил у Сэнди, что случилось, и когда она попыталась мне ответить, то не смогла выдавить из себя ничего, кроме беспомощного лепета». Крайне обеспокоенный, Бейдлман приказал Гаммельгард поменять ее полный кислородный баллон на почти пустой баллон Питтман, удостоверился в том, что подача кислорода отрегулирована на полную мощность, затем ухватил Питтман, пребывающую в полуобморочном состоянии, за оснастку, и потащил ее вниз по заснеженному склону Юго-восточного гребня. «В одном месте я позволил ей соскальзывать, — объяснял Бейдлман. — Я отпустил ее и скользил вниз по веревке первым. Через каждые пятьдесят метров я останавливался и обхватывал веревку руками, чтобы своим телом задержать ее скольжение. Первый раз, когда Сэнди свалилась на меня, она пропорола своими острыми кошками мой пуховик. Пух разлетался во все стороны». Ко всеобщему облегчению, приблизительно через двадцать минут инъекция и дополнительный кислород позволили Питтман прийти в себя и она смогла продолжить спуск самостоятельно.

Около 17:00, в то время как Бейдлман сопровождал своих клиентов вниз по гребню, Майк Грум и Ясуко Намба добрались до Балкона, который находился ниже на 45 метров. На этом выступе на высоте 8413 метров маршрут поворачивал с гребня точно на юг, в направлении четвертого лагеря. Однако когда Грум посмотрел в противоположном направлении, вниз вдоль северного склона, то сквозь вихри снега, кружащиеся в предвечерних сумерках, заметил одинокого альпиниста, сбившегося с пути. Это был Мартин Адамс, который потерял ориентацию во время бури и по ошибке начал спуск по стене Кангчунг в Тибет.

Увидев наверху Грума и Намбу, Адамс понял свою ошибку и стал медленно подниматься назад на Балкон. «Мартин был совершенно обессилевшим, когда поднялся назад к нам с Ясуко, — вспоминает Грум. — Его кислородная маска была сдвинута, лицо залеплено снегом. Он спросил, в каком направлении находятся палатки». Грум показал, и Адамс сразу же стартовал вниз, теперь в нужном направлении, двигаясь по тропе, которую я протоптал десятью минутами раньше.

Пока Грум ожидал Адамса, поднимавшегося назад на гребень, он велел Намбе продолжать спуск, а сам занялся поисками футляра от фотоаппарата, который он оставил там по пути наверх. Как только Грум начал озираться по сторонам, он сразу же обнаружил, что на Балконе он не один. «Этот человек был весь в снегу, я поначалу принял его за кого-то из группы Фишера и не обратил на него внимания. Когда же он, встав прямо передо мной, произнес: „Привет, Майк“, — я сообразил, что это был Бек».

Для Грума было такой же неожиданностью, как и для меня, увидеть там Бека. Он пристегнул к себе техасца короткой веревкой и начал спускать его вниз к Южной седловине. Позже Грум докладывал: «Бек ослеп так сильно, что через каждые десять метров делал шаг в пропасть, и я должен был удерживать его на страховке. Много раз я был напуган тем, что он стянет и меня за собой. Это было кошмарное изматывание нервов. Мне была необходима уверенность, что мой ледоруб выдержит испытание, что зубцы на моих кошках не забиты снегом и каждый раз вонзаются во что-то твердое».

Один за другим двигаясь по тропе, протоптанной мною пятнадцать-двадцать минут назад, Бейдлман и остальные клиенты Фишера спускались вниз сквозь усиливающийся ураган. Впереди всех, сразу за мной шел Адамс; за ним Намба, затем Грум и Уэзерс, Шенинг и Гаммельгард, Бейдлман и позади всех Питтман, Фокс и Мэдсен.

В ста пятидесяти метрах выше Южной седловины, там, где крутой склон из сланца сменяется пологим снежным склоном, у Намбы закончился кислород, и крохотная японка села, отказываясь двигаться дальше.

«Когда я попытался снять с нее кислородную маску, чтобы ей легче дышалось, — рассказывает Грум, — она настояла на том, чтобы снова ее надеть. Никакие уговоры не могли убедить ее в том, что у нее закончился кислород и что на самом деле маска затрудняла ей дыхание. И это случилось в то время, когда Бек обессилел до такой степени, что был не в состоянии передвигаться самостоятельно и я вынужден был взвалить его себе на плечи. К счастью, как раз в это время нас догнал Нил». Бейдлман, увидев, что Грум полностью занят Уэзерсом, начал тащить Намбу вниз, в направлении четвертого лагеря, несмотря на то что Ясуко не была членом команды Фишера.

Было уже около 18:45, почти совсем стемнело. Бейдлман, Грум, их клиенты и два шерпа из команды Фишера, наконец-то материализовавшиеся из тумана (Таши Тшеринг и Нгаванг Дордж), объединились в единую группу. Несмотря на медленное продвижение, им оставалось пройти 60 метров по вертикали до четвертого лагеря. К этому времени я как раз подходил к палаткам, возможно, на пятнадцать минут впереди первых членов из группы Бейдлмана. Но как раз в этот короткий интервал времени буря резко разрослась в настоящий ураган, и видимость стала меньше пяти метров.

Желая избежать опасности падений на льду, Бейдлман повел свою группу окольным путем, который делал петлю далеко на восток, там склон был не такой крутой, и к 19:30 они благополучно достигли широких, мягких, холмистых просторов Южной седловины. К этому времени, однако, только у трех или четырех из них были фонари с еще работающими батарейками, и все они были на грани полного изнеможения. Фокс все больше полагалась на поддержку Мэдсена. Уэзерс и Намба были не в состоянии идти без поддержки Грума и Бейдлмана, соответственно.

Бейдлман знал, что они находились на восточной, тибетской стороне седловины и что палатки расположены где-то на западе. Но чтобы продвигаться в нужном направлении, необходимо было идти прямо против ветра, в пасть урагану. Порывы ветра бросали снег и кристаллы льда в лица альпинистов с неистовой силой, засыпая им глаза так, что невозможно было видеть, куда они идут. «Это было так тяжело и мучительно, — объяснял Шенинг, — что трудно было не повернуться к ветру боком, вот почему мы пошли в ошибочном направлении».

«Временами ветер дул с такой силой, что ты не видел даже своих ног, — продолжает Шенинг. — Я боялся, что кто-нибудь сядет или отделится от группы и мы никогда больше его не увидим. Но когда мы достигли седловины, то доверились шерпам, я считал, что они знают, где находится лагерь. Когда же они вдруг остановились и затем повернули назад, то сразу стало ясно, что они не имеют понятия, где мы находимся. В этот момент я почувствовал, как изнутри подступает тошнота. Тогда я впервые понял, что мы в беде».