Ближе к вечеру тучи, набухшие водой, прорвало, и в окна домика, затерянного в горах, застучал дождь. Карлос покопался в винном погребе и с видом знатока выбрал старую, всю в пыли и паутине бутылку «Риберы дель Дуэро». Они сели поближе к камину, стали болтать, играть в карты и пить вино. Карлос подкидывал очередное полено в камин, не забывал и вонзить штопор в очередную пробку. За вечер они изрядно опустошили запасы вина, хранившиеся в доме. Кораль становилось все теплее и легче на душе. В какой-то момент она позволила Карлосу сесть совсем рядом. Затем он с ее позволения накинул ей на плечи плед и слегка приобнял… Его голос звучал так мягко, убаюкивающе.

Они продолжали говорить, смеяться, целоваться. В этой милой круговерти Кораль совсем ненадолго, как ей тогда показалось, забылась и позволила случиться тому, что изначально никак не входило в ее планы… Она была так пьяна и так беспечна, что не приняла никаких мер предосторожности. Впрочем, предохраняться ей в тот вечер действительно было нечем. Спешно собираясь в дорогу, Кораль подумала, что там, в одиноком домике в горах, им с Карлосом, вполне возможно, будет скучно, и зачем-то бросила в сумку колоду карт. По всей видимости, она надеялась, что за этой игрой они проведут не только день, но и ночь.

Когда Кораль поняла, что беременна от Карлоса, ее мир перевернулся вверх дном. В те времена — в конце восьмидесятых — аборт все еще оставался делом весьма рискованным. Можно было нажить себе серьезные неприятности и надолго испортить репутацию. Впрочем, Кораль и внутренне не была готова к такому жесткому решению. Она не представляла, как рассказать обо всем этом Хулио, как признаться ему в том, что он обманут.

Надо сказать, Карлос первым догадался о том, что произошло, и поспешил сообщить о столь замечательном событии матери Кораль, которая понятия не имела о существовании какого-то там Хулио. Карлос собирался жениться на ее дочери, и беременность, по его мнению, была всего лишь отличным поводом поторопить события. Шикарная свадебная церемония была спланирована им буквально за считаные дни. Все произошло так стремительно, что Кораль толком не поняла, что пути назад нет, и ощутила только одно: ее загоняли в ловушку, из которой нет выхода. Выбор, сделанный ею, фактически оказался результатом отчаяния.

У нее хватило сил лишь на то, чтобы договориться с Хулио о встрече в их любимом кафе «Ван Гог». Там, едва присев за столик, Кораль и сообщила ему, что уходит. Решение было принято окончательно и обсуждению не подлежало. Кроме того, в то время ее преследовала мысль о том, что она не заслуживает такой любви, поэтому должна исчезнуть из его жизни, избавить любимого от лишних страданий и переживаний.

Впрочем, выразить это на словах в разговоре с Хулио у нее толком не получилось. Она как-то сбивчиво упомянула о своей вине перед ним, о том, что понимает, как жестоко и неправильно поступает, но большую часть времени повторяла как заклинание, что все, мол, уже решено, обратной дороги нет. Помочь чем бы то ни было ему или самой себе Кораль уже не может.

Когда она ушла, Хулио, наверное, еще с час сидел в кафе, осмысливая только что услышанное. На противоположной стене помещения, прямо перед его глазами, висела репродукция автопортрета Ван Гога, любимого художника Кораль. В те минуты Хулио впервые в жизни сумел понять человека, отрезавшего себе ухо.

7 мая

Не могу отделаться от ощущения, что он все время наблюдает за мной, прямо как водитель, подглядывающий за пассажирами в зеркало заднего вида. Стоит мне показаться на пороге их дома, как я тотчас же ощущаю на затылке его настороженный взгляд. Порой я ведь даже подолгу не вижу мальчишку, но все равно чувствую, что он наблюдает за мной откуда-нибудь из укрытия. По-моему, этот ребенок всегда подслушивает мои разговоры с Кораль. Мне кажется, именно они интересуют его больше всего того, что происходит во время моих визитов.

Иногда он даже сам заводит провокационные беседы: «А вот мама сказала, что ты…»

Его поведение, в общем-то, стабилизировалось. Зверь забрался в логово и уснул до поры до времени. Никаких проявлении того, что можно было бы назвать клиническим случаем, не наблюдается. Ни один типичный диагноз не подходит к состоянию Николаса. У него нет ни патологического изменения личности, ни депрессии, ни сколько-нибудь серьезных отклонений в поведении, разумеется на данный момент. В жизни не подумаешь, что этот рассудительный мальчик может потерять контроль над собой и сделать что бы то ни было не подумав. Если честно, то меня скорее настораживает эта излишняя рассудительность, тщательность подбора каждого слова и продуманность всех действий. Любую ситуацию он просчитывает на несколько ходов вперед.

Рассмотрим наиболее простую напрашивающуюся гипотезу: синдром маленького императора, этакого ребенка-тирана, выросшего в атмосфере вседозволенности и изобилия. Порой такие дети доставляют немало хлопот окружающим и родителям. Они с малых лет становятся ненасытными потребителями, жестокими деспотами, импульсивно жадными и несдержанными в поступках.

Николас, как мы видим, никак не подходит под это определение. Он ничего не просит и не требует. Его единственная игрушка, даже больше, вся собственность, — это шахматы. В том, что касается формального взаимодействия с членами семьи, к нему не придерешься. Он убирает у себя в комнате, его стол всегда в идеальном порядке, мальчик делает домашние задания, помогает сестре. Его нормальное состояние никак не назовешь возбужденным или агрессивным. Скорее наоборот, он обычно погружен в себя. Ему, судя по всему, просто скучно, неинтересно участвовать в том, что происходит в их доме.

В общем, я не наблюдаю в нем никакой патологии, за исключением тех отклонений, что связаны лишь с моралью. В этом ребенке напрочь отсутствует система нравственных ограничений. Он, похоже, не способен испытывать угрызения совести за какие бы то ни было свои поступки.

Что же мы имеем? А вот что! У мальчика нет никакого желания проходить коррекцию поведения у психотерапевта. Он не стремится совершенствоваться как личность, зато всячески мечтает развить в себе талант и навык игры в шахматы. Кроме того, Нико хочется, чтобы я передал ему свои знания в этой области. Дух состязательности вполне вписывается в систему его ценностей, не ограниченных моральными запретами. С точки зрения этого ребенка, не победить — значит проиграть, не съесть — самому обернуться добычей. Вот почему мальчишка настойчиво просит меня записать его в клуб, помочь стать членом Федерации и поспособствовать тому, чтобы он как можно скорее смог участвовать в турнирах. Я для него — средство, которое он хочет использовать для достижения этой цели.

Остается рассчитывать, что мне удастся развить в нем внутреннее понимание некоторых ценностей, воспользовавшись для этого шахматными тренировками. Нет клинических доказательств того, что эта игра может иметь терапевтический эффект. Тем не менее я рассчитываю на определенные результаты. По крайней мере, этический кодекс шахматиста его явно заинтересовал. Может быть, через игру мне удастся привить ему чувство ответственности за свои поступки, научить достойно проигрывать и уважать противника. Нужно направить его враждебность ко всему окружающему в мирное русло — в стремление победить достойного соперника за шахматной доской. По-моему, в этом предварительном плане есть смысл. Я рассчитываю на определенный успех.