Мужчины из рода Сноуденов любят невест с изюминкой, с маринадом, сладким или кислым; они легко теряют голову от красивой копны волос. Один волосок из длинной косы может притянуть к себе сотню быков, говорят они. И этот хозяин тоже вроде бы такой же, посмеивается она.

Сейчас старая мать заболела, сын не обращает ни на что внимания, а ребенок спит в коровнике. Сейчас не время отдыхать, когда поблизости бродит голодный призрак.

Она удивляется, почему не приходит кузина Бланш, ведь двенадцать дней Рождества уже близко.

Она осеняет себя крестом, чувствуя, что Бланш где-то неподалеку, прячется в роще или в кустах. Она опасна на ветру, и тогда уже дремать нельзя.

Бланш ищет девочек, маленьких девочек. Конечно, пора прекратить это озорство, чтобы сюда раз и навсегда вернулся покой. Хепзиба молится об этом.

* * *

В последующие дни Кэй то и дело бегала из их домика в большой, навещая старую леди, которая лежала пластом, страшно кашляла и с трудом дышала. Приходил доктор, Ник тоже делал все, что мог, но мужчины никогда не видят, что нужно делать.

Она зажгла камин в спальне Норы, чтобы прогнать сырость. Сменила мокрые от пота простыни, обтерла больную губкой, следила, чтобы возле нее на столике всегда стояло теплое питье. Зажгла свечку в керамической штуковине, налив на нее эвкалипт и масло чайного дерева, чтобы освежить воздух в комнате.

Нора Сноуден спала и спала, ее приходилось уговаривать, чтобы она съела немножко супа. Но постепенно ей все же становилось лучше, и она уже слушала радио. В это время Иви ходила по дому и искала свою призрачную подругу, Лавандовую Леди.

Кэй радовалась, что Иви не досаждала ей; восторг девочки нарастал с каждым часом, и это было утомительно. Им нужно было запастись продуктами на грядущие праздники, когда все лавки надолго закроются. Это была оборотная сторона жизни вдали от большого города. Она просто не могла не волноваться. Еще она не могла видеть толпы народа, толкучку и бригады покупателей, состязающихся друг с другом в выгоде покупок.

Достаточно того, что Иви оклеила стены домика карточками и рождественским хламом. Скоро она будет слишком взрослой для всех мифов о Санта-Клаусе, но теперь она верила еще в фей и призраков. Что ж, пока не время ее разочаровывать.

Почему Рождество вызывает такие сильные эмоции? Многие люди по всему миру, как и она, считают дни и жаждут, чтобы все поскорее закончилось.

* * *

Бланш кажется, будто она слышит музыку сквозь стены старого коровника, бряцание пианино, музыку и смех. Ее ребенок там, внутри, и она колотит кулаками в дверь, но не получает ответа.

Ее силы тают, она устала ходить кругами по столетиям, волоча ноги как хромая собака; ее решимость слабеет. Перед ее взором мелькают странные видения, мерцают свечи, лица, которые она уже не узнает, и вечно меняющаяся от времени череда знакомых зданий. Она теряет контроль, теряет силу, теряет белый накал ее ярости, которая теперь остыла и поблекла.

Теперь ее ноги долго ковыляют с холмов вниз, в долину, к домам и амбарам, даже по самым легким и ровным тропам. Ее завод кончается, стрелки ползут все медленнее, как у каминных часов, которые забыли завести. Она давно уже не замечает смену времен года, а в голове будто заржавели все пружины.

Но мне не будет покоя, пока я не найду свое дитя, вздыхает она; пускай мои кости скрипят и болят, а глаза застилает туман. Жизнь нищенки тяжела. Я еле ползу там, где когда-то бегала, гоняясь за видениями во время метели. Я больше не знаю, какую выбрать тропу…

Это моя последняя попытка, думает она, обливаясь слезами. Я лед и пламень, я безутешное горе и гнев; я соберусь с силами в последний раз. Я кричу ее имя, но она не приходит. Боль рвется из меня, словно огненное дыхание дракона, в ночной воздух. Искры голубого огня лижут конек крыши, молнии рассекают мрак полуночи.

Домик, перестроенный из амбара, спит; отопление выключено, поленья в очаге защищены металлическим экраном, огни на маленьком деревце погашены. На деревянных полках висят венки из остролиста. Ветер затих и не шевелит рождественские гирлянды. Лишь филин ухает на платане. И тут поток энергии, словно резкий порыв ветра, вырывается из розетки, вспышка, треск электричества. Искры разлетаются по комнате, падают на края бумажной гирлянды, и она дымится и расцветает огнем…

Пламя ползет по гирлянде, и вот уже бумажные Санты с ватной бородой, висящие на ветках, корчатся в огне. А огонь не спеша пожирает звезды, сухие иголки и ангелов, уже тянется к занавескам и рождественским открыткам, подвешенным к низким потолочным балкам. Пламя ползет по стенам, набирая силу; жадно пожирает газеты, журналы и книги. Вот уже пылает вся комната, а голодный огонь вырывается из-под двери в коридор, где сквозняки разжигают его ярость.

Бланш видит пляшущие языки пламени, радуется их озорству. Она улыбается – ее дыхание все еще полно сокрушительной силы.

Кэй услыхала еще во сне странный шум и попробовала проснуться, сознавая, что этот звук доносится до нее из-за двери. Звонок делался все настойчивее и громче, и внезапно она узнала в нем сигнал тревоги и почувствовала носом запах дыма. Сна как не бывало, через секунду она уже была на ногах. Внизу, в холле, надрывалась пожарная сигнализация. Кэй открыла дверь и увидела, что весь холл заполнен густым дымом. Раздумывать было некогда, сработал материнский инстинкт. Она вбежала в другую спальню и схватила спящую дочку.

– Проснись! Пожар! Пойдем… в мою спальню.

Так… закрыть дверь, заткнуть щели, положить под дверь мокрое полотенце. Окна… окна, раздвинуть занавески… открыть окно и выбираться! Только без паники! Завернуть Иви в теплое одеяло. Где мобильный… номер 999… но пальцы не попадали на нужные цифры. Так… спокойно… вызывай пожарных.

Жизнь без Тима приучила ее держать телефон возле постели, и теперь она молилась, чтобы сигнал сработал. Как же позвонить в большой дом? Какой там номер? Проклятье… он где-то в памяти телефона. Почти наугад она нажала на кнопку своего мобильного. Контакт сработал.

Ну?.. Скорее, пожалуйста…

Послышался голос. Сонный, но голос.

– Ник! Наш домик горит. Помогите нам, принесите лестницу.

Голос Кэй звучал спокойно и холодно, хотя она слышала рев пламени и ощущала противный запах едкого дыма. Потом она стала складывать возле двери все, что могла намочить, и выбрасывать в окно все, что было ценного в комнате. Иви наблюдала за ней, выпучив от страха глаза.

– Лапушка, все будет хорошо. Смотри, мы можем дышать. Сейчас придет Ник, и ты вылезай в окно, когда я тебе скажу.

Слава богу, что рядом есть ванная, подумала она. Там есть вода, чтобы заливать огонь, если дойдет до худшего, и ваза, полная до краев, чтобы поливать дверь, пока та не вспыхнет.

Где же он? Она стояла на кресле, пыталась распахнуть окно, и увидела, что к дому бежит Ник в боксерских трусах и резиновых сапогах.